Рене-Виктор Пий - Обличитель

Выйдя из автобуса, я еще раз убедился в губительном влиянии этой подпольной махинации — едва я успел выйти на улицу Фоли-Мерикур, как тут же получил ответ на один из множества вопросов, теснившихся у меня в голове: сотни служащих нашей фирмы направлялись к улице Оберкампф, оживленно болтая и размахивая свитками. Это означало, что все они, так же как и я, нашли их утром в своих почтовых ящиках. Не желая выделяться из толпы, я тут же вытащил свой свиток из кармана. Здесь, на улице Оберкампф, так же как и в близлежащих кварталах, было просто неприлично появиться без этого мерзкого свитка в руках. На ходу я рассмотрел свиток повнимательней и заметил, что на нем нет почтового штемпеля. Значит, обличитель и его сообщники сами разнесли свитки по домам. Но если у него нет целого отряда помощников, то это смахивало на чудо! Служащие фирмы «Россериз и Митчелл» жили в разных уголках Парижа, а некоторые даже в отдаленных пригородах. Мне предстояло с утра начать проверку, все ли тысяча сто человек, работающих в фирме, получили свитки. Значит, до представителей администрации очередь дойдет не скоро. Но с другой стороны, подумал я, так будет даже лучше, это облегчит мою задачу: новое выступление обличителя позволит вести расследование по горячим следам. К тому же распространение свитков по домам имело и свою положительную сторону: оно доказывало, что приказ усилить ночную охрану сделал свое дело — он закрыл доступ провокатору, и ему пришлось предпринять крупную ночную операцию, а следовательно, привлечь новых людей к своей работе. Мне подумалось, что обещанное денежное вознаграждение позволит нам установить связь с кем-нибудь из участников ночной экспедиции. Наконец, новый метод действий умалял таинственность обличителя и придавал ему человеческие черты. Теперь мы имели дело не с какой-то сверхъестественной силой. Дьявол или привидения обманули бы наш ночной дозор. Могуществу обличителя был поставлен заслон в виде бригады ночных сторожей из плоти и крови, и его власть потеряла свою сверхъестественную силу. Но, невзирая на эти успокоительные рассуждения, следовало помнить о самом предприятии, а оно пребывало в состоянии крайнего возбуждения, если судить по толчее и сумятице у дверей большого мраморного зала. Прошло уже четверть часа после начала рабочего дня, а служащие все еще толпились у входа. Сначала я удивился, увидев, что все они принесли с собой свитки, но тут же вспомнил, что они уже получили один такой свиток и теперь, обнаружив в своих почтовых ящиках второй, должно быть, решили, что это остроумная шутка. Я протиснулся в толпу и попытался пробить себе дорогу к дверям. Некоторые служащие, узнав меня, развязно здоровались, вели себя непринужденно, весело болтали, и это обеспокоило меня. Черт возьми, сказал я себе, можно подумать, что у них сегодня праздник! Они были взбудоражены, окликали друг друга, перебрасывались вопросами:

— Скажи, Ирен, ты заметила его удар по аннуитетам?

Все засмеялись.

— Ты думаешь, эта формула верная?

— А ты обратил внимание, как он объясняет амортизацию?

— Ну что ж, нормально, все верно, надо амортизировать!

Наконец мне удалось пробраться в большой мраморный зал. Там я увидел Рюмена, Сен-Раме, Рустэва и других сотрудников администрации. Мне стало не по себе, когда я заметил, что рядовые служащие пренебрегают обычными знаками уважения. Сам я мало придавал значения этим условностям, но был шокирован, заметив, что они исчезли. Можно было подумать, что обличитель, величественный и недоступный, таинственный и безучастный, созвал к себе на коктейль всех на свете — офицеров, солдат, баронов и рабочих — и все они, невзирая на ранги, готовы были запеть популярную песенку: «Она любит посмеяться! Она любит пить…» От какого гнета эти люди почувствовали себя освобожденными, получив утром по свитку? Может быть, они решили, что грандиозная шутка всколыхнула все предприятие или что руководители, восхищенные ростом прибылей, устроили для них экстравагантное развлечение и сами составили текст этих свитков, напечатали и распространили их за счет фирмы? Все были настроены на удивление добродушно. Я прошептал Сен-Раме:

— Мсье, что делать?

— Я думаю, мне надо выступить, а вы как думаете, Рюмен?

— Мсье, — сказал Рюмен, — я не могу заставлять служащих вернуться на работу по той простой причине, что не я просил их покинуть свои рабочие места. Я и сам не понимаю, что здесь происходит. Я связался с профсоюзным центром, и там не одобряют этот спектакль. Пожалуй, еще станут говорить, что весь переполох — дело наших рук. Это провокация, профсоюзы не устраивают бульварных представлений, когда отстаивают свои права. Вы должны выступить, а я буду молча стоять рядом.

— Откуда мне говорить?

— Может быть, из моего кабинета, — сказал я, — окно расположено на идеальной высоте: не слишком низко, не слишком высоко.

— Мое расположено не хуже вашего, — возразил Бриньон, который тут же навострил уши.

Я бросил на него презрительный взгляд. Наша фирма столкнулась с трудностями, а он думает только о себе и о своей выгоде. Я решил, что заставлю его подражать голосу Сен-Раме больше трех раз.

— Вы думаете, всем будет слышно? — спросил генеральный директор.

— Я могу одолжить вам свой рупор, — предложил Рюмен, — если вас это не будет смущать. Обычно он служит для лозунгов.

— Разве издали видно, что это именно ваш рупор? — спросил Рустэв.

— Нет, он ничем не отличается от других, — заверил Рюмен.

— А не покажется ли, что я придаю слишком большое значение этому делу, если я выступлю с речью, да еще возьму в руки рупор Рюмена? — спросил Сен-Раме.

— На мой взгляд, — сказал я, — оно и так уже достаточно преувеличено.

Рустэв и Рюмен согласились со мной. Сен-Раме подвел нас к лифту, мы поднялись и прошли в мой кабинет. Рюмен со своим рупором присоединился к нам.

— Как действует этот аппарат? — осведомился Сен-Раме.

Рюмен объяснил. Генеральный директор подошел к окну, справа от него встал Рустэв, слева — Рюмен. Я оказался как раз позади профсоюзного деятеля. Как только Сен-Раме появился в окне, поднялся шум, но никто из нас не знал, как его истолковать.

— Дамы и господа, дорогие коллеги! — начал Сен-Раме. — Сегодня утром вы нашли в своих почтовых ящиках свитки, перевязанные зеленой с черным лентой! Так вот, я хочу вам сказать, что тоже получил такой свиток! — Его слова были встречены громом аплодисментов. — И даже, — продолжал генеральный директор, — он у меня здесь, в кармане, я принес его с собой. Вот он! — Толпа ответила исступленным криком. Ошеломленный, я просунул голову между Рюменом и Сен-Раме и остолбенел: тысяча рук потрясала тысячью свитков, приветствуя генерального директора, а он, вытянув руку, показывал свой свиток толпе. Затем я был свидетелем незабываемого зрелища: смущенные, растерянные, Рюмен и Рустэв тоже медленно вытащили свои свитки и, не решаясь поднять вверх, держали их на уровне подоконника. Я снова рискнул бросить взгляд на толпу, и мне показалось, что я увидел в стороне Ле Рантека, который неистово размахивал свитком, словно рассекая воздух саблей. Неужели испытание, перенесенное накануне, повредило его рассудок? — Дамы и господа, — продолжал Сен-Раме, — больше я вам ничего не скажу! Кто бы ни был автор этого текста, я поздравляю его и благодарю за юмор, за умение ослабить напряжение на предприятии, за ловкость, с какою он распространил свои послания! А теперь прошу вас приступить к работе, спокойно ждать следующего свитка и служить нашей фирме, как вы служили до сего дня, помогая ей подниматься все выше, продавать все больше машин во всем мире, чтобы мы могли непрестанно увеличивать наши капиталовложения, являющиеся, как правильно подчеркнул автор свитка, наряду с амортизацией основными столпами, на которых зиждется система управления! Что до меня, то я иду прямо к себе в кабинет, где меня в самом деле ожидают трудные задачи, и среди них самая главная — сделать вас счастливыми.