Юлия Миронова - Переводы с языка дельфинов

Настал день иппотерапии. Занятия с Вовой отнимали много времени, но результаты вдохновляли, поэтому Алина старалась найти возможность для новых способов расшевелить сына. К занятиям с лошадьми ее подтолкнула удачная поездка в деревню. Как она радовалась, видя, что сына влекло все живое вокруг него. Он не пропускал ни кошки, ни материных кур, ходил к соседям смотреть на гусей в загородке, подолгу сидел возле Жулькиной конуры и был в восторге, когда к нему подвели жеребенка, который тыкался теплыми губами в Вовины ладошки, ища вкусненького. Вова просто замер в восхищении, и Алина счастливо наблюдала, как Вова складывает ладошки лодочкой и протягивает их жеребенку, а на лице его появляется что-то похожее на улыбку.

Алина начала понимать, что поездки и другие сильные впечатления, поначалу вызывающие у ребенка сильное сопротивление, дают ему толчок, будто выпинывая из привычных рамок. После поездки в деревню и в Москву Вова заметно изменился. Возможно, он и на самом деле рос, становился старше, но, может быть, и действовала терапия, которую проводила Алина. Она стала видеть в сыне признаки самостоятельной личности, и хотя он все еще не говорил, но уже чувствовался характер — веселый и упрямый. Пока его увлечения сводились к буквам и цифрам, на занятиях у логопеда он тянулся к карточкам с буквами, а когда доктор стала их называть, он повторил за ней несколько гласных.

Алина по-прежнему искала в интернете информацию, которой ей так не хватало. Именно там она прочитала, что аутисты, бывает, начинают читать раньше, чем говорить, и что читают они механически, просто воспроизводя написанные слова, не понимая их смысла. Но ей казалось, что это полная ерунда и такого не бывает. Глядя на Вову, она стала понимать, что читать он научится, независимо от того, научится ли говорить. Алина остановила себя: что значит «научится ли! Конечно научится! Ведь она вкладывает в него всю себя, а это ведь что-то значит, и результаты уже есть.

Накануне посещения ипподрома Алина, как обычно, одна была дома с ребенком. Семена дома не было. Кстати, Алина все чаще оставалась дома одна. Она уже и не спрашивала, куда уходит Семен. По делам так по делам. Ее это даже устраивало. Когда он был дома, он заставлял ее заниматься вещами, которые ей стали безразличны. Все свое время ей хотелось посвящать сыну, а так ей приходилось разрываться между сыном и мужем. Конечно, она была рада, что Семен любит ее, по-своему поддерживает, несмотря на то что она родила ему такого ребенка. Но все-таки ей хотелось, чтобы у них были общие цели и он разделял ее стремление вылечить Вову, а не повторял при каждом удобном случае, что его следует сдать в специнтернат. Алина даже слышать об этом не хотела, не понимала, как может родной отец говорить такие вещи.

Алина разогрела Вове ужин. Готовить она по-прежнему не любила, но Вовина диета заставляла. Алина нашла выход, как тратить время на кухне по минимуму. Она познакомилась с поваром в отделе кулинарии соседнего гипермаркета и подробно расспросила, в каких продуктах не содержится хлеб и молоко, и с тех пор разогревала на ужин шашлыки, зразы с беконом и прочие готовые вкусности. Шашлыки Вова очень любил, поэтому Алина выбрала из пакета упаковку готового мяса, переложила в пластиковый контейнер для высоких температур и поставила его в микроволновку, нажав на разогрев.

В глубине квартиры звонил ее телефон. Алина вытерла руки и побежала на звук. Найдя телефон в сумочке, она торопливо ответила:

— Слушаю!

— Зубова Алина Ивановна? — В трубке были слышны помехи и потрескивания, но тоненький женский голос четко произнес ее имя.

— Да, это я. Здравствуйте! — испугано ответила Алина.

— Московский институт генетических исследований беспокоит. Вы у нас сдавали полный кариотип две недели назад.

— А, да, — поскучнела Алина.

— Послушайте, вы нам принесли не тот материал. Нам нужно было три образца — ребенка, ваш и отца ребенка, — пропищала трубка.

— Так я три и принесла, — раздраженно ответила Алина, подумав: «Ничего не могут сделать нормально с первого раза!» — Ребенка, мой и мужа. Смотрите внимательно!

На том конце провода зашелестели бумажками, и девушка не менее раздраженно сказала:

— Мы просили образец не мужа, а отца ребенка!

— В каком смысле… — И Алина рухнула в кресло.

— В общем, ваш анализ и сына вашего без отклонений, — сказала трубка. — А вот образец отца все-таки донесите, если вам нужен достоверный результат.

Алина попробовала возразить:

— Да нет же, мой муж и есть отец моего ребенка.

Было слышно, как собеседница подавила смешок:

— Вот мужу это и рассказывайте! Нет образца, так и скажите. А этот — не отца ребенка. Результаты мы перешлем по почте вам в Петербург. Всего доброго!

Трубку повесили. Алина держала в руках открытый телефон. Захлопнула его. Открыла. Закрыла.

«Не отца ребенка… Боже мой, не отца!»

Она огляделась, пытаясь понять, где она вообще и не сон ли это. В горле билось сердце, в ушах мощным горячим напором стучала кровь, приливая к лицу, мысли метались… «Так значит… значит, тогда… тот единственный раз… Боже мой! Нет!»

Казалось, она просидела на стуле вечность, вечерело, вот-вот придет с работы муж. Алина больше всего боялась, что выражение лица выдаст ее. Но ничего не случилось. Семен ничего не заметил, Алина сумела взять себя в руки. Только все было словно в тумане, она едва понимала, что говорит сама, едва слышала, что говорит Семен. К счастью, он пришел подшофе, принял душ и уснул. Алине не спалось. Она вообще сомневалась, удастся ли ей теперь хоть когда-нибудь спокойно уснуть.

Она накинула пеньюар и пошла на кухню. Впервые пожалела, что бросила курить, ничто не помогло бы ей сейчас лучше, чем сигарета — спасительная палочка-выручалочка. Она одна против всего мира. Как это тяжело! Как трудно! Вова со всеми этими тараканами. Отношения с мужем, катящиеся в тартарары. Теперь вот еще и это.

Она включила кофеварку, села и попыталась привести мысли в должный порядок. Что произошло с ее жизнью? Как она умудрилась разрушить ее собственными руками? Что же теперь делать? Конечно, пока ничего не скажет Семену. И Роману не обязательно ничего знать. Но, в конце концов, все тайное всегда становится явным, все откроется рано или поздно. Вова еще маленький совсем, а уже всплыло, что он не сын Семена. Что же будет потом? Сколько можно тянуть? И надо ли тянуть? Кому сказать первому? Семену… Боже, да он сразу же отдаст мальчика в интернат! А Роману? А оно ему надо вообще? Итог один: она с Вовой — и больше никого вокруг. Что же делать?! В голове был хаос, никаких разумных мыслей. Вернее, они были, и много, они смешивались, напрыгивая одна на другую… И вот наконец главное: как это могло случиться?