Юлия Миронова - Переводы с языка дельфинов

«Это было в октябре, — вспомнила Алина. — Точно в октябре… дождливо было, пасмурно».

Компания «Норма» решила устроить вечеринку по поводу годовщины фирмы. Алина тогда еще там работала, Семена не было, у него был грипп. Погода ужасная, слякоть. Суббота. Определенно это была суббота. Суббота в середине октября. Пикник на природе. Что за глупость — устраивать пикник на природе в октябре? Пошел дождь, вообще все было промозгло и холодно. Она и выпила слишком, потому что замерзла. Роман… Роман тогда увивался вокруг нее. Алина вспоминала.

Они давно были знакомы с Романом, до того как Семен стал работать в «Норме». Алина еще очень удивилась совпадению, что там за главного Роман, потому что знала его еще с финэка, они вместе учились. Правда, учились на разных курсах, когда она поступила, он был уже аспирантом. Трудно было не обратить на него внимание. Он был высокий, красивый. В финэке хватало красивых парней. Но Роман привлекал ее с самого начала, что-то было в нем необычное, оригинальное. В том злополучном октябре он много рассказывал о себе. Родился в Африке, его родители дипломаты, да, в Кении, точно. Они чуть ли не открывали там посольство. Поэтому его мама, будучи беременной, осталась там работать вместе с отцом.

Сварился кофе. Алина налила себе чашку, аромат кофе ее успокаивал, она отпивала по глоточку, смутно припоминая, что же тогда с ней случилось. Роман подрос, и его отправили в Москву. Точно, он рос с бабушкой, а родители оставались в Африке. Роман однозначно был нерядовым человеком, многое в нем было неуловимо странное, чудное, но в то же время притягательное. Алина тогда наивно подумала, что его необычная манера поведения, мимика и жесты объясняются рождением в Африке, ей казалось, что родиться в Африке, а потом вырасти, выучиться и сделать карьеру в Москве — это очень романтично!

Роман рассказывал ей об увлечении фотографией. Он не женат. Точно, он еще говорил, что увлечение фотографией выгодно помогает познакомиться с самыми красивыми фотомоделями. Что он говорил ей? Предлагал фотосессию, она отказывалась. Но отказывалась, смеясь и явно флиртуя с этим красивым мужчиной. Как она могла… «Боже мой, как я могла!» Она выходила замуж за Семена — он сделал ей красивое предложение. Они, правда, откладывали свадьбу: хотели во Дворце бракосочетаний, а там была огромная очередь. Господи, ну зачем они откладывали эту свадьбу? В результате получается, что она выходила замуж уже беременная, на маленьком сроке правда, но беременная! Алина никогда не была доступной, никогда не позволяла парням лишнего, да вообще выросла под строгим оком отца, мало чего кому позволяла. Берегла себя для мужа… Господи, стыд-то какой!

Алина с ужасом думала о случившемся. Судя по всему, она была уже настолько нетрезвая, что момент основного события этой истории, как ни силилась, вспомнить не смогла. Она помнила, что Роман был очень обходительный, деликатный, рассказывал ей смешные истории, нежно поддерживал за плечи. Вообще все, что случилось тогда, казалось простым и понятным. Алина подумала, что все было так естественно, что ничто не провоцировало ее воскликнуть: «Что вы себе позволяете!» Все, что он делал, было так обычно и нормально, как будто они всегда так делали, как будто они всю жизнь знакомы, всю жизнь рядом и по пьяни привычно обнимаются и рассказывают друг другу смешные штуки. Ей было так легко с ним, так спокойно, весело и понятно, что ничего такого даже не приходило в голову.

Она хорошо помнила, как он начал ее целовать. Ей было приятно. Точно, приятно! Он целовал Алину так, как никогда не целовал ее Семен. Хотя опыт с Семеном был минимальный, но сравнить уже было с чем. Роман целовал ее очень нежно, очень мягко, даже трогательно, как куколку. Семен всегда накидывался на нее с животной страстью, болезненным горячечным желанием, иной раз было непонятно, что он хочет: заняться с ней сексом или придушить ее.

У Романа все выходило по-игрушечному, будто они маленькие дети, играют в «папа целует маму». Ну вот она и поиграла. Алина вдруг четко вспомнила, что ей это понравилось! Да, ей казалось, что это будет ее последний свободный вечер перед замужеством. Ведь она выходила замуж почти что девственницей, Семен был ее первым мужчиной… Поэтому была не была, несколько невинных поцелуев… О черт, не только поцелуев, выходит… Они нашли относительно сухую палатку, Роман заранее успел затолкать под пол веток и травы, и это место единственное не плавало в луже. Но спать все равно было слишком холодно и сыро, она прижималась к нему для тепла. В конце концов они забрались вдвоем в один спальник, застегнуть его так и не удалось. Дальше все терялось в полусне, но теперь-то Алина поняла, что это был не сон. Наутро Роман ходил как ни в чем не бывало, а она не стала уточнять, был ли секс. Предполагалось, что порядочная девушка сама способна запомнить такое событие. Но детали Алина помнила плохо. Осталось лишь ощущение тепла, нежности, заботы. И надежности, да, надежности.

Впереди была свадьба, Роман тоже не изменился — на работе такой, как всегда. Теперь она вспоминала, что на ближайший Новый год он подарил ей забавный коврик для мыши. Но Алина была уже замужем и на такую ерунду не обратила внимания. Не факт, что он заметил ее среди шикарных подруг и фотомоделей, с которыми он наверняка был так же вежлив и заботлив, как и с ней. Тогда Алина постаралась побыстрее выкинуть все из головы, все-все. Похоже, ей это отлично удалось.

К пяти часам утра ее начало покачивать от того количества кофе, которое она выпила. Очевидно, лошадей придется прогулять, она была не в состоянии вести машину. Собравшись с силами, она мужественно легла рядом с мужем и, ворочаясь, пролежала там еще часа два, пока не зазвонил будильник.

Семен обратил внимание на ее измученный вид, но она объяснила отравлением: всю ночь тошнило, не сомкнула глаз. Он сочувственно поцеловал ее в лоб и ушел на работу. Алина осталась переживать обрушившийся на нее позор. Этот день прошел в жутком полусне, но назавтра она взяла себя в руки и втянулась в повседневные дела. Вову нужно было кормить, давать ему по расписанию таблетки, занятия пропускать больше нельзя.

Хотя на сердце нет-нет да и накатывали страх и безысходность, все так или иначе шло своим чередом. Наступил август. Алина времени не замечала, впервые в жизни увлеченная важным для себя делом.

В детском центре Алина отвела Вову на музыкальное занятие, а сама пошла на групповую терапию для родителей. В кабинете психолога она нашла родителей, кое-кто ей уже был знаком. Алина приготовилась слушать. Психолог стала показывать рисунки, намалеванные детьми, что-то вроде абстрактных изображений. На предыдущем занятии им было предложено рисовать — что угодно. Альбомные листы были исчерканы карандашами и фломастерами: кто-то закрасил весь лист черным, кто-то нарисовал цветные полоски. Кое-кто разорвал листы на клочки и улегся на полу, обсасывая карандаш, сказала психолог. Слава богу, это был не Вова. Психолог назвала фамилию и протянула Алине листок с вполне узнаваемым человеческим лицом. Алина чуть не расплакалась. Да вот же, вот! Да, он не смотрит в глаза, не разрешает гладить себя по голове, не дает умыть и причесать себя без скандала, но он рисует лицо. Это значит, что его доверие к миру сильно возросло. Алина была счастлива.