Ольга Скубицкая - Нф-100: Небо в зеленой воде

Я повалился на землю и корчился в непередаваемых муках, в твоих муках, разделяемых со мной. Я думал, что умираю, потому что ты в это время умирала на самом деле, я переживал все вместе с тобой, каждый судорожный вздох, каждое неосознанное движение рук, сжимавших эту чертову ленту, смердящую и обгорающую прямо в твоих ладонях. А затем ты исчезла, но не так, как раньше, будто медленно уводя свою энергию из моего тела, а одномоментно, словно тебя никогда и не существовало.

Я пролежал на земле много часов в беспамятстве, а потом меня нашли проходящие путники и помогли добраться до какой-то деревушки. Когда через некоторое время пришел в себя, то меня огорошило ощущение непередаваемой пустоты внутри. Я теперь точно знал, что тебя нет, и нить, соединяющая нас, разорвана. Я мог отправиться куда угодно, но на это не хватало ни желания, ни сил. Ты как жизненно важный орган во мне, твоя энергия часть меня самого, и когда тебя не стало, не стало и меня, то есть физически я еще функционировал некоторое время, но моя последующая недолгая жизнь протекала столь же мучительно, как и твоя смерть. Одно время я даже ждал карающего инквизиционного отряда, который, наконец, убьет меня и тем самым оборвет страдания, и только спустя время понял, что ты выгородила, защитила меня. Умер я через несколько недель, просто заснул и не проснулся. Это оказалась счастливая смерть калеки, которым я стал, осиротев ровно на твою половину силы.

Слушала я, не перебивая, господин Вильсон, измученный собственной совестью, изливал свою темную душу. Мне не было его жаль.

- Так ты желал банального отпущения грехов, - хмыкнула я. - Мог бы просто рассказать, а не толкать меня в костер для очищения собственной совести. Знаешь, ты и в этой жизни не отличаешься особым человеколюбием.

- Ведь я уже говорил, что рассказывать заранее нельзя, - угрюмо ответил он. Ты же все вспомнила, ты теперь должна это знать.

Он был прав, вспомнив именно ту свою жизнь, я узнала многое и про движение по воздуху, и про перемещение предметов, и про то, что наша с Даниэлем объединенная сила способна на нечто масштабное и ужасающее, на что именно еще предстояло узнать. И про то, что заранее поведать о прошлой жизни нельзя, нужно все вспомнить, увидеть как наяву, иначе часть силы будет пробуждаться 'неправильно', долго и мучительно, заставляя тело, являющееся лишь новым сосудом для прежней души, сходить с ума.

Я молча кивнула, подтверждая его слова.

Глаза скользнули по горной гряде, местами утыканной деревьями, занесенными тяжелым снежным покрывалом. Вдруг что-то в расположении гор и в этой местности, показалось неуловимо знакомым, хотя сюда я ни разу не поднималась за неделю пребывания на курорте.

- Знаешь... - только и успел произнести он, собираясь продолжить.

- Горы! - перебила я каявшегося англичанина. - Это произошло здесь, - скорее утверждая, чем, спрашивая, произнесла я.

- Да, приблизительно в этой впадине и располагался в пятнадцатом веке тот городок. Где-то в том районе, - указал он рукой на видневшийся внизу туристический поселок.

- Господи! Меня тянуло сюда всю сознательную жизнь.

- Меня тоже всегда привлекало это место. Даже зная, что я совершил здесь много веков назад, все равно не мог себя остановить. Я часто обдумывал эту странность, возможно, притягивает именно место, в котором наша энергия соединилась сильнее всего за время существования, будто она желает продолжения. Ни разу не задумывалась почему половины силы в каждом из нас так стремятся к объединению?

Это, безусловно, уже приходило мне в голову, но тут я вспомнила самое главное, что снова взбесило меня до чрезвычайности и сбило с его вопроса.

- Почему ты не вытащил меня оттуда, как в первый раз? Пихнуть пихнул, а вернуть обратно лень было? - прорычала я.

Он удивился быстрой смене в моем настроении, остановился и окинул ледяным взглядом.

- Может, хватит истерить. В этой жизни ты больше похожа на тайфун, чем на нежного котенка Элизу, - произнес он, утяжелив слова большой долей сарказма, что снова вывело меня из себя, поднимая из глубин души недавнее сумасшествие и жажду разрушения.

- Не смей произносить мое имя, ты, хладнокровный убийца, - заорала я, и поднимавшиеся по дорожке лыжники шарахнулись в сторону. - Кстати, в пятнадцатом веке ты был не только глуп и труслив, но и неимоверно уродлив, собрав в себе, таким образом, все самые мерзкие пороки.

- Только не говори, что опять начнешь швырять меня, и тебе понадобится успокоение. Оглядись, тут, конечно, немного людей, но любопытных зрителей хватит, - сквозь зубы процедил он.

- Мне не нужно успокоение, и ты это знаешь, как никто, - прорычала я в ответ. - Так какого черта ты оставил умирать меня там снова, и сам при этом переживал этот 'милые' и незабываемые момент заново? Ты еще в придачу к садизму и мазохист, оказывается. Мало того, что отправил своей паршивой провокационной картинкой прямо в костер, так еще и не рассказал, как возвращаться, раз не хотел утруждать себя.

Господин Вильсон устало вздохнул. Было видно, что я вызываю в нем ровно столько же бешенства, сколько и он во мне, но он старался сдерживаться, во всяком случае, сейчас.

Холодный промозглый ветер пробирал до костей, тонкая демисезонная курточка не спасала, и я уже прилично замерзла, но упрямо решила на этот раз не отпускать его, пока не вытрясу всю правду, даже если ради этого придется свалиться с простудой.

Дорожка закончилась, упершись в покатый заснеженный склон, продвигаться по которому было возможно только посредствам лыжного снаряжения. Непрошенная мысль о хорошенькой блондинке, у которой я в буквальном смысле угнала сегодня мужчину, осадила гнев и вызвала у меня неподобающий в данной ситуации смешок.

- Пойдем обратно, - предложил Даниэль, не понимая причины, спонтанного веселья. Я так часто теперь бросалась в крайности то одной, то другой эмоции, что он, наверно, принял бы меня за душевнобольную, если бы только мы оба не были, мягко говоря, не такими как все.

- Ты собираешься отвечать на вопрос или нет? - в этот момент даже захотелось поугрожать, ведь я могла внутренней силой спихнуть его прямо вниз с горы, и исполнилась бы моя недавняя мечта о его мучительной смерти, но я вовремя себя остановила. Во-первых, убить его я, конечно, бы не решилась, во всяком случае, теперь, когда потусторонняя кровожадная ярость перестала вырываться наружу, во-вторых, вспомнив его недавний рассказ, поняла, что, скорее всего, умру следом за ним, сначала изрядно помучившись, и, в-третьих, он был, так сказать, моим 'близнецом', и силы в нем не больше и не меньше, а ровно столько же, сколько и во мне, а значит, он может сделать со мной все, что угодно, как и я с ним. 'Две равные половины, бессмысленное соревнование, - пришла я к выводу. - Но зато теперь могу не бояться грабителей и маньяков, размажу любого одним махом'.