Владимир Карпов - Нехитрые праздники

— Уезжал… А мама дома?

— Дома. Вяжет кофту тете, денежек нет, от тебя давно не получала. Нам бабушка, правда, привезла картошку, масло…

— А ты почему от бабушки тогда у… уехал?

— Я не от бабушки… Я не хотел, нечаянно.

Пошли рука в руку. Похожие очень. Только один как бы увеличенный, а другой — уменьшенный. А так одинаковые.

Лариса встретила мягкой косой улыбкой. Придуманной заранее улыбкой. Михаил намеревался сказать: счеты, мол, сводить незачем, зла на тебя не держу, оба хороши, запутались, жизнь расставила точки. Но вышло все иначе:

— Явился, — невинно смотрела Лариса. — На порог бы тебя не пускать после всего!

— После чего?..

— Оказывается, это я благодаря тебе…

— Ты — благодаря мне!.. — Михаил был ошарашен. — Имей совесть! Мало того, что ничего мне не сказала… Ты-то сколько там пробыла, дней двадцать? А я два месяца! Так еще и… Молчи хоть!

— Совесть?! Кто бы о совести говорил? Поворачивается язык у человека! Имел он совесть ребенка бросать! По бабам шляться хотелось!

Степка был рядом. Михаил смолчал — надо было сдержаться. Прошелся, стиснув челюсти. И забыл про все на свете, все затмила обида.

— А ты, ты не хотела?! — заглядывал Михаил бывшей жене в глаза. — Всю жизнь, всю жизнь тянул тебя за волосы от этого вашего паскудного веселья! От подруг с их жалобами, от бутылочки! Я ли, я ли не хотел нормальной доброй жизни!

— Ха! Смотри-ка, нашел пьяницу! Чего же я тогда без тебя совсем не спилась? А? От тоски по такому хорошему положительному мужу! Одна воспитываю ребенка, мальчишка до школы уже вовсю читает, пишет… Ты думаешь, это все само собой делается?! А посмотри в квартире — разве так у пьяниц бывает? Хороший выискался! По крайней мере, я по мужикам не бегала. Хотя всегда перед тобой виноватой выходила — чуть что — сразу: а, ты такая-то… Будто до двадцати одного года я должна была Мишу Луда ждать, прекрасного принца!

Степка потихонечку ушел на кухню, прикрыв за собой дверь.

— А нет? Не должна, по-твоему?! — осел Михаил. — Почему же? Я не достоин? Или время такое, что не стоит ждать никого?.. А побыстрее брать от нее, от жизни, что дает?.. Но потом почему-то все равно требуем от жизни этого принца! С меня-то ты потом, как от принца, требовала! Так, чтобы иметь право требовать от меня, надо сначала — от себя!

— Тогда чего женился?! А если уж и женился, то нечего было потом попрекать прошлым! Дура была, все тебе рассказала! Другие что только не вытворяют, а все шито-крыто. Был один, не получилось, а ты второй… И все дела. Я же для тебя готова была на все… Под поезд сказали бы броситься ради тебя — не раздумывая бы, бросилась. А ты все чего-то ковырялся. На самом деле просто хотелось тебе по бабам гулять, вот и находил себе оправдания!

— С кем я гулял?! А было что, так… Постыдно, противно, от боли. Видел, что тебя все прежняя жизнь-то потягивает… Вдумаешься, обидно! Вот и я от обиды… Понимаешь?! От обиды только. Чтоб в себе эту болячку заглушить, замарать себя тоже, что ли… И неприятно было всегда… Могла бы как-то понять… А ты же… в десять раз меня потом перекрыла.

— Дурак ты, Мишка. Ничего ты во мне не понял. И никто так, как я, тебя не полюбит и никто такой верной тебе не будет. Да что теперь об этом…

— Ты много во мне поняла…

Михаил взглянул на Ларису и умолк. Чего он, собственно, доказывает? Чего пытается вдолбить? Она же, Лариса, как струна натянута. Звенит внутри. Лопнет вот-вот эта струна. Вот он сейчас выйдет — и лопнет. Казалось, помудрела душа его, терпимее стала, пристальнее, ан нет — ковырнули больное, и прорвало, ошалел.

— Прости, Лариса, — помолчав, заговорил Михаил покаянно. — Прости… Давай хоть сейчас как-то по-разумному.

— Давай по-разумному. Как только? — притихла и Лариса. — Любила тебя, Миша, ревновала, хотела, чтоб только мой был, чтоб другие завидовали… До сих пор, Миша, душою с тобою не рассталась. Как ни поступала, а все казалось, рано или поздно вместе будем. А сегодня пришел — вижу, конец. Ошибка какая-то, Миша, над нами сотворилась. Страшная ошибка. Характер у меня дурной, знаю, все себе во вред… Давай попробуем по-разумному. Сложнее, Миша, это, чем раньше, но давай…

Договорились, что за Степкой Михаил зайдет на следующий день — забрал бы сейчас, хотелось побыть с сыном, но Татьяна тоже ведь не каменная, заденет ее: после случившегося сразу же помчался к Ларисе.

Побежал опять по магазинам: хотелось все-таки что-то жене подарить. И возле обувного магазина наткнулся на очередь — «давали» женские импортные сапожки. Редко когда Михаил пренебрегал очередью, не хватало наглости кого-то отталкивать, но при сегодняшнем внутреннем заряде не мог просто стоять, бездейственно. Да и времени, каждой минутки жалко. Хотя рвали за рукав, кричали, Михаил пролез в дверь, к началу очереди, приговаривая: «Жена там у меня, жена, товарищи… Я за деньгами бегал…» А дальше возбужденное чутье, желание заполучить сапожки эти на тонком высоком каблуке подсказало ход: сунул пареньку с пронырливой физиономией хорька червонец — и втиснулся, встал впереди.

А уж добравшись до коробок с сапогами, взял сразу две. Неожиданно пришла такая мысль — подарить сапоги и Лариске. Никогда же ничегошеньки при совместной их жизни красивого и добротного у нее не было. Как-то все собирался он, Михаил, приодеть жену, но не получалось. Концы с концами едва сводили: он уж и туда устраивался, и сюда, и на такси… А не хватало. Правда, Лариса почти не работала: то в положении была, то со Степкой, в садик его никак не могли определить. Ну, на шубенку из искусственного меха, на платьишки недорогие выкраивали, и уж дубленку, конечно, джинсы эти поганые — не видала. Знакомств оба заводить не умели, копеечку не берегли, продукты — с базара: есть — живем, нет — хлеб жуем. С Татьяной вот, хотя заработки у Михаила вроде особо не прибавились, получается так, что живут в достатке. Но справедливости ради сказать, Татьяна все-таки в магазине работает, кой-какие связи имеет, да и в квартире у нее вся обстановка была. Татьяна — не прижимистая вовсе, но и не расточительная, умеет приберечь. А у Ларисы — все сквозь пальцы… Так что пусть запоздало хоть подарит он ей, жене своей бывшей, сапожки эти — на барахолке, говорят, за две сотни такие с руками оторвут…

Сапоги — одну пару — занес к Сашке.

Вечером посидели с женой за бутылочкой вина. Сапожки Татьяну растрогали — женщина! Разговор пошел душа в душу: как станут хорошо жить. Про обиды, понятно, ни слова — забыто. Будут растить детей, заниматься ими больше, настраивать на серьезную трудовую жизнь — не как их, Татьяну с Михаилом, настраивали на какие-то неопределенные радужные ожидания от этого мира, а на мысль, что жить будет сложно, надо присматриваться, учиться жить… Степку Михаил чаще станет приводить: пусть девочки чувствуют его братом, а он их сестрами. Заживут. Сумеют…