Э. М. Хоумс - Да будем мы прощены

А она, оказывается, у меня на крыльце и ждет, будто ничего и не случилось.

– Мне стало страшно, что тебя нет.

– В каком смысле нет?

– Что это ты пропала.

– О чем ты?

– О той девушке.

– Какой?

– Ты что, слепая? Ты не видишь объявления по всему городу и телевизор не смотришь?

Она молчит. Все она знает, но говорить об этом не хочет.

– А я тебя видела, – говорит она. – Возле магазина, ты котят раздавал.

– Ты там была?

– Это мой магазин.

– Что же ты ничего не сказала?

– Мне нравилось на тебя смотреть.

– А что я делал?

– Котят раздавал.

– Ты за мной подглядываешь?

Она меняет тему:

– Ты всех котят раздал в хорошие руки?

– Одного пришлось оставить.

– Для дочки?

– У меня нет детей.

– Ага-ага, – говорит она так, будто я вру. – Ты их просто одолжил на время…

– Хочешь знать правду?

Она молчит.

– Мой брат, владелец этого дома, сошел с ума.

– Ну и что? Свой псих в каждой семье есть.

– В этом доме произошло убийство.

Я сам думаю, не потому ли я заостряю фразы, что она меня раздражает.

– Правда?

Едва заметно киваю, будто вдруг понял всю жуть своих слов.

– Это еще до того, как ты дом купил?

– Я же сказал, это не мой дом.

– Ага, ага. Не врубилась еще. – Она кладет ногу на ногу, устраивается поудобнее, собирается. – Ладно, готова слушать.

И все оказывается так коротко, будто вся история всосалась обратно в глубокий эфир, будто джинн трагедии устремился обратно в бутылку – моя собственная вина, мое понимание, что я еще ни с кем на самом деле об этом не говорил.

– Мой брат убил жену.

Долгая пауза.

– Намеренно?

– Трудно сказать, – отвечаю я.

– Это ужас.

– Жуть, – соглашаюсь я и понимаю, что если не считать звонка в «Скорую», когда Джордж убил жену, я никому еще об этом не рассказывал.

– Да, это и правда меня огорошило. Ты сам это придумал? Вроде городской легенды-страшилки?

– Зачем? Это увеличило бы мою привлекательность? Вот такова моя большая тайна, а у тебя какая?

Я пытаюсь ее разглядеть. Какого цвета у нее глаза? Почему ничего не осталось у меня в памяти? Я думаю снять ее на телефон – ее с котенком, что-то, за что можно зацепиться, проанализировать, предъявить как вещественное доказательство, если надо будет. Она одета небрежно, и это ее молодит. Волосы не светлые и не темные, не густые и не редкие, обрамляют лицо, как у сотни других. Она похожа на всех и ни на кого. Только руки слегка ее выдают: кожа на пальцах немного дряблая, а они тонкие и хрупкие, почти как у обезьянок. Несколько коричневатых пигментных пятнышек на тыльной стороне руки – возраст. Я смотрю ей в лицо. Она и похожа и не похожа на пропавшую, чью фотографию я распечатал и положил по центру стола Джорджа.

– Ты не хочешь мне рассказать?

– Перестань, а? – просит она. – Ты меня отпугиваешь. – Она переводит дыхание. – Почему ты не спрашивал у них, есть ли в доме другие животные, станет кошка жить в доме или на улице и не будет ли новый владелец так добр послать тебе фотографии котенка?

– Насколько близко ты подобралась?

– Ты не в настроении, я пойду, наверное, – говорит она, но не двигается с места. – Я видела ту сцену, когда ты заспорил с продавцом из зоомагазина, и пришлось перенести стол.

– А ты видела, что мы помирились, и я ему двух последних котят отдал?

Она отрицательно мотает головой:

– Наверное, я ушла раньше.

– Мне нужно что-нибудь о тебе знать.

– Я играю на флейте, – сообщает она.

– Еще что-нибудь.

– Диплом по французской литературе, библиотечное дело дополнительно.

Я киваю.

– Хотела вырасти и стать шпионкой, – говорит она.

– И на кого хотела шпионить – на нас или на них?

– На них, – отвечает она не задумываясь. – Никогда не считала себя одной из нас.

– С чего ты решила сегодня сюда прийти?

– В прошлый раз я у тебя видела дождевой душ в ванной и подумала, не позволишь ли ты мне его попробовать. Я тебе даже подарок привезла.

– Какой?

– Я его съела. Была распродажа выпечки, я купила две слоечки, а потом заехала в «Макдоналдс» кофе выпить. И по пути сюда обе сжевала.

– Наверное, не надо было тогда говорить, что везла мне подарок.

– Просто хотела быть честной. Так что я теперь на сахаре и энергична, даже эйфорична слегка.

– Ладно, душ твой. Сейчас чистое полотенце принесу.

Я сижу на кровати и смотрю, как она раздевается – кажется, это входит в программу, она хочет, чтобы я смотрел.

– Секс не обязателен, – говорю я. – Совершенно не нужно, чтобы ты натурой расплачивалась за душ.

– А если я хочу секса?

– Не знаю, хочу ли я. У меня слишком много сейчас тяжести на душе. Не знаю даже, смог ли бы я.

Она кривит лицо в гримасе.

– Никогда не слышала, чтобы мужчина такое сказал сразу. Обычно уже потом, после беканий, меканий, и когда выясняется, что у него жена есть.

– Я в разводе, – говорю я, встаю и выхожу, оставив ее принимать душ в одиночестве.

Пользуясь минутой, просматриваю ее сумку – ищу какие-нибудь зацепки. Нахожу огромный старый бумажник, почти пустой, а на дне сумки – водительские права. Прочитав имя, тут же в панике кладу их обратно и закрываю сумку. Хизер Энн Райан. Это так пропавшую звали? Я в недоумении.

Когда она выходит, я спрашиваю:

– У тебя есть шрамы от спортивных травм?

– Я не слишком спортивная, – отвечает она.

И идет ко мне, влажная еще после душа.

Это она? Она и есть пропавшая девушка? У нее что-то вроде психотического срыва и амнезии? Очень расплывчаты, неконкретны все ее ответы.

– Кто ты? – спрашиваю я.

– А как бы тебе хотелось? – отвечает она, сбрасывая полотенце.

И тут же на меня накидывается.

Много шума, тяжелое дыхание. Начинает лаять собака, кошка запрыгивает на ночной столик, глядит на нас, выгибается дугой, прыгает мне на спину и дерет когтями. Я вскрикиваю.

– Пойду я, – говорит она, когда все заканчивается.

– Ты точно не хочешь еще раз в душ?

– Нет, все нормально. Но это было приятно, люблю дождевой душ.

– А телефончик, может, оставишь? – спрашиваю я, пока она одевается.

Она мотает головой.

– Откуда же мне узнать тогда, все ли у тебя в порядке? Очень неприятно волноваться, не случилось ли с тобой что-нибудь.

– Я не из тех, с кем что-нибудь случается.

– Но я так не могу, – говорю я. – Не могу, чтобы приходила безымянная женщина и имела меня в моем доме.

– Это не твой дом, – отвечает она, застегивая «молнию».

– Мы хоть когда-нибудь поговорим нормально?

Она надевает туфли и встает.

– Не знаю, что и сказать.

– Ты меня пугаешь, – признаюсь я.

– Мужчины не пугаются. Можно нам обойтись без выяснений? Я слышу, как ты напрягаешься, – но мне и правда пора.

– Куда?

– Туда, откуда я приехала.