Елена Колядина - Кто стрелял в президента

— Да.

— Что за шрам? — спросил Николай, дотронувшись до блестящей белой полоски на коже, ускользавшей в пах, к изгибу тощей Любиной ноги.

Люба приподняла голову и посмотрела на живот:

— Это мне косоглазие оперировали.

Николай поводил глазами. Вновь взглянул на живот.

— Чего оперировали?

— Косоглазие, — громче сказала Люба. — У меня же из-за щипцов еще один глаз косил.

Николай снова приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Любины глаза.

— Это давно было, в детстве, — засмеялась Люба.

— А через живот-то почему?

«Вот пристал! — возмутилась коляска. — Может, человеку неприятно такие интимные детали рассказывать: про болезни, про операцию. Любушка, чего он привязался с расспросами? Вспоминать, небось, до сих пор больно?»

— Как ни странно, совсем не больно, — задумчиво пожала плечами Люба.

— Через живот косоглазие оперировать не больно? — с несвойственным ему недоумением спросил Николай.

— Да нет, меня перепутали нечаянно, — махнула Люба рукой. — С другой девочкой. У нее была грыжа, а у меня — косоглазие. И врач нас перепутал.

— Ничего себе перепутал — жопу с пальцем, — пробормотал Николай.

«Ой, как вспомню, так сердце обмирает!» — заохала коляска.

— А что вы, мамочка, хотите? — сказала Надежде Клавдиевне врач-окулист, к которой она привела шестилетнюю Любочку, посоветоваться насчет операции по поводу косоглазия. — Вы родили больного ребенка. Что тут в карточке написано? Так… Вот, пожалуйста: неправильное поведение матери во время родов.

— Это неправда, — волнуясь, горько сказала Надежда Клавдиевна. — Я просто торопилась к Первомаю родить.

— А родина вас об этом просила? — строго осведомилась врач.

— Родина — нет, — честно ответила Надежда Клавдиевна. — Собрание коллектива роддома просило — успеть к демонстрации.

— Вы на медиков с больной головы на здоровую не перекладывайте, — строго сказала врач. — К демонстрации! Отметить, небось, торопились это дело, выпить на Первомай.

— Вы не имеете права, — дрожащим голосом произнесла Надежда Клавдиевна. — Карточка все врет. Насчет неправильного поведения…

— Медицинская карта больного — это юридический документ строгой отчетности, — повысила голос врач. — Мы ее для прокурора пишем. А вы сейчас обвинили советскую документацию во лжи?

— Нет, я не обвиняла, — начала Надежда Клавдиевна.

— Может, и конституция наша лживая? — напирала врач.

— Нет, конституция не лживая, — испугалась Надежда Клавдиевна.

— По карточкам ежемесячно подводится медицинская статистика. И она утверждает, что основная причина заболеваний ДЦП — пьянство одного или обоих родителей, курение во время беременности, неправильное поведение. Надеюсь, к нашей статистике у вас нет претензий?

— У меня вообще ни кому претензий нет, — сказала Надежда Клавдиевна. — Я только хочу, чтобы вы дали нам направление на операцию. Все-таки Люба девочка. Ей замуж выходить.

Врач сделала удивленное лицо и бросила взгляд на Любу.

— Девочке лучше без косоглазия, — тихо окончила Надежда Клавдиевна.

— Мамочка, дорогая моя! — с убеждением произнесла врач. — Зачем вы ребенка будете зря мучить? В вас сейчас говорят эмоции, а не разум.

— Почему — зря?

— Замуж! У вашей девочки… — врач понизила голос, — у ребенка нет будущего. Я вам, как врач, нет, как женщина женщине советую: отдайте ребенка в специализированное учреждение. В нашей стране отличная система медицинских специализированных учреждений.

Надежда Клавдиевна обхватила Любу и уткнулась носом ей за ухо.

— Я вас очень прошу, — сдавленным голосом сказала Надежда Клавдиевна, — Хотите, я на колени встану? Дайте направление на операцию. Без него в больнице не принимают.

Врач сделала обиженное лицо и сердито написала на бумажке направление в детское отделение районной больницы.

В больнице Надежде Клавдиевне разрешили лишь донести Любу до кроватки в палате, а Геннадия Павловича не пустили дальше приемного отделения.

— Разрешите жене с ребенком в палате остаться. Я заплачу, — неумело предложил Геннадий Павлович из дверей и торопливо вытянул из кармана рубашки сложенные рубли.

— У нас, гражданин, медицина бесплатная, — сердито произнесла врач и посмотрела на жалкие мятые трешки. — Чем ваша дочь лучше других, что ей особые условия создавать?

— Она больна, — пояснил Геннадий Павлович.

— А у нас здесь здоровых нет, — осекла врач. — Сегодня мы вашу жену в отделение пустим, а завтра все мамаши здесь поселятся? Вместо того, чтобы на производстве работать, будут в палатах бездельничать за государственный счет?

— Да, конечно… Просто… Поймите, у меня единственный ребенок.

— У вас единственный. А у меня их в отделении сорок человек. Закройте дверь, вы мешаете работать.

В палате Надежда Клавдиевна уложила Любу на фанерную кроватку возле умывальника. Из соседней кроватки глядела белобрысая девочка.

— Здравствуй, — обратилась Надежда Клавдиевна. — Тебя как зовут?

— Оля.

— А что у тебя болит, Олечка?

— Ничего не болит, — ответила Оля, нацепив край простыни на зуб.

— А зачем же ты в больничке лежишь?

— Грыжу будут делать. Вот здесь, — Оля показала на живот под простыней.

— А-а! — поняла Надежда Клавдиевна. — А Любе глазик сделают красивый. Оля, у Любы ножки болят, ты позовешь медсестру, если ей что-нибудь понадобится?

Оля закивала.

В палату вошла пожилая санитарка с огромной рыжей клизмой в руке.

— Зефирова кто?

— Я, — ответила Надежда Клавдиевна.

Санитарка с сомнением посмотрела на клизму и на Надежду Клавдиевну.

— Операция-то кому?

— Ах, да! Вот — Любочке.

— Ну а вы чего под руку лезете? — обиделась санитарка.

Она откинула с Любы простынь, подсунула ржавую клеенку и, ловко повернув Любину попу, воткнула клизму.

Люба заорала.

— Любочка, маленькая, не плачь! — запричитала Надежда Калвдиевна.

— Уйдите, женщина, — приказала санитарка. — Не мешайтесь!

Надежда Клавдиевна заплакала и поплелась вон. Вопли Любы были слышны до дверей на первом этаже.

— Гена, может, действительно не надо было? — шмыгая носом, жалобно спросила Надежда Клавдиевна. — Окулист предупреждала — намучаете только лишний раз ребенка.

— Не знаю, — растерянно ответил Геннадий Павлович. — Покатать бы по блюдечку яблочко, да заглянуть — что там будет?

— Быстрее бы ночь прошла, — попросила Надежда Клавдиевна. — Операция назначена на десять. Сказали, что к двенадцати можно подойти. В палату пустят. Давай персикового компота купим, завтра Любочке снесем?

Оля была первой в списке плановых операций. Люба, выходит дело — вторая. Но под утро поступила экстренная девочка. И тоже с грыжей! Она стала первой прооперированной ночным дежурным хирургом. Оля — второй. Пришедший к девяти утра хирург Василий Петрович С. (не называем его фамилию, поскольку дело давнее, и к тому же он понес строгое наказание — выговор) вошел в операционную, когда Оля уже была под наркозом.