Андре-Марсель Адамек - [Самая большая подводная лодка в мире]

Он развернулся, сел с двумя своими узбеками в «ягуар», и машина рванула с места по направлению к верфям.

— Что если нам всем пойти перекусить в «Медузу»? — предложил Жиль.

— «Медуза» закрыта, — отозвался Тон, — и слабо верится, что она когда-нибудь откроется.

В этот момент Саратов как раз поравнялся с ними, и они подошли к краю причала. На носу виднелись полустертые буквы: «СССР». Тучи птиц продолжали кружиться вокруг лопастей. С высоты утопавшей в солнечных лучах рубки люди, чьи фигурки казались совсем крошечными, приветливо махали им руками.

Они двигались вслед за подводной лодкой до места ее швартовки у причала верфи. Неподвижным «Саратов» казался еще огромнее. Вода под его чудовищной массой в одночасье потемнела, по стальной морде струились все слезы моря.

Увы, «девушка под фонарем» так никогда и не отправилась на улицу Салин. На следующее после прибытия «Саратова» утро жандармы наводнили парк и виллу грека. С Ким были в высшей степени предупредительны, когда уводили, чтобы вернуть родным.

Макс спрашивал себя, не проболтался ли, польстившись на вознаграждение, кто-нибудь из тех, кто сопровождал его на причале. Но поскольку все продолжали жить в нищете, он оставил свои подозрения.

Возле маленькой беседки жандармы случайно наткнулись на прямоугольник свежевскопанной земли. Стали рыть и нашли расчлененное тело молодого татарина.

Арестованный в кабинете верфи Пупаракис проследовал в наручниках мимо своих рабочих и мастеров.

Арест грека произвел большое волнение в маленьком порту. Незамедлительно созванный муниципальный совет пришел в ужас от возможности остановки верфей. Не сегодня завтра около сотни рабочих-иммигрантов и с десяток коренных жителей останутся без работы, что добавит нужды и без того уже обнищавшему городу. В ходе короткой процедуры мэру разрешили назначить официального наблюдателя за работой верфей.

Как только Макс избавился от своих гипсовых повязок, он был принят в совете. Он представил на рассмотрение идею о превращении лодки в туристическую достопримечательность и привел убедительные аргументы. Демонстрируя газетные вырезки, он настаивал на интересе публики к большим кораблям. От Антверпена до Руана старые парусники притягивали к себе толпы народа. Да и другие суда, превращенные в музеи, приносили доход в разных портах мира. Макс уверял, что помимо нескольких уцелевших в великих войнах кораблей публика охотно посещает дракары, шебеки, габары, урки… Вдохновленный музыкой этих слов, он приподымался на цыпочках и разворачивался во всю ширь, словно парус на бизань-мачте.

По его сведениям, в Европе не было ни одного открытого для публики подводного корабля таких гигантских размеров как «Саратов», что, несомненно, должно привлечь отдыхающих. Этот аттракцион обеспечит занятость многим сезонным рабочим и даст новый импульс местной торговле. Город не мог похвастаться ни своим пляжем, ни своей кухней, ни какими-нибудь историческими памятниками. Теперь у него будет хотя бы своя подводная лодка, к тому же подобная достопримечательность вполне соответствовала бы дурной репутации Сан-Франсуа-ле-Моля. Можно было бы продавать серии почтовых открыток с изображением «Саратова», его уменьшенные модели для детей, барометры в форме перископа и все те мелкие вещички из гипса или латуни, перед которыми не могут устоять туристы. Художественные ремесла развивались бы вокруг порта. И Сан-Франсуа-ле-Моль вышел бы тогда из череды своих бед.

Проект вызвал одобрение большинства членов совета. Чтобы обеспечить начало предприятия, был утвержден дополнительный бюджет, возродили почивший туристический центр, в который Макса пригласили на работу в качестве консультанта.

Месяц спустя в прессе появились первые рекламные статьи. По обочинам дорог, ведущих в порт, на гигантских щитах красовался грозный силуэт «Саратова».

Макс не чувствовал никаких последствий переломов. У него даже создалось впечатление, что он может теперь ходить быстрее и дольше, словно стержни, вставленные в голени, укрепляли его ноги.

Вернувшись из больницы после короткого курса реабилитации, он собрал свои скудные пожитки и был уже готов отправиться на улицу Бланш. В этот момент Жиль увлек его за собой на кухню подальше от Пиу.

— Не бросай нас, — сказал он. — Я так боюсь, что у Пиу случится рецидив. Только с твоим появлением она снова начала жить.

Она и в самом деле обрела прежнюю фигуру, ее щеки порозовели, груди выдались за край лифа. Макс думал об утренних омовениях, о шаловливых прикосновениях Пиу, которые день ото дня становились все более дерзкими. Вначале она довольствовалась тем, что собирала извергнутое семя в свои ладони. Потом был придуман новый персонаж, некая людоедка, которая прогоняла волков, покусывала поникшего Петрушку и утоляла жажду из его фонтана.

Макс пообещал Жилю ежедневно навещать их.

Вскоре завертелся туристический проект. Макс посвящал ему все дни. Время от времени, возвращаясь к себе, он доставал том из книжного шкафа. На форзаце трепыхалось слово с перерезанной глоткой. Другие слова превращались в своих столбцах в мумии и рассыпались в прах.

Макс сделался чужаком среди словарей. Слова давали ему понять, что его общество им неприятно. При его приближении они застывали на бумаге, притворялись спящими или агонизирующими. Лишь небольшая группа сирых и безликих слов оставалась ему верна, они лизали его руки, когда он переворачивал страницы.

Макс резким движением захлопнул книгу и поставил ее на полку. У него нет времени для реванша. Как и в другие вечера, верный своему обещанию, он должен отправляться на улицу Салин, чтобы оставаться там до тех пор, пока Пиу не начнет зевать.

Только через три дня после открытия прибывают первые автобусы с посетителями. Ларьки, наспех построенные вокруг «Саратова» на причале, предлагают незамысловатую еду и напитки. Их украсили флажками, электрическими гирляндами и бумажными фонариками, чтобы придать им праздничный вид, но эта импровизированная ярмарка не гармонирует с величественностью большой подводной лодки.

Близость верфей портит пейзаж. Трехметровый забор прячет от взгляда груды искореженного металла, не спасая, впрочем, от грохота, производимого сварочными и штамповочными работами. Клиенты никогда не засиживаются за столиками подолгу.

Приставленный к жарке оладий, Жиль обливается потом в продымленном пекле. Запах масла и топленого жира вызывает у него тошноту. Он утешается, глядя на Пиу, которая продает входные билеты и почтовые открытки под сенью своей будки, расположенной перед сходнями. Она часто пересекает разделяющее их пространство и берет пакетик с оладьями, которые проглатывает тут же, пока они еще шипят. Она все продолжает округляться, в то время как Жиль тает на глазах, задыхаясь в парах жира.