Андре-Марсель Адамек - [Самая большая подводная лодка в мире]

«Саратов», вслепую прорывающийся на запад, теперь кажется охваченным весельем. В его кильватере кипит пенистая слюна моря. Некоторое время его сопровождает флотилия морских свиней, они внезапно выскакивают из зеленых глубин, прыгают к солнцу и снова ныряют, вздымая тучи брызг.

Макс думает, что они перепутали «Саратов» с китом и что вскоре они поймут свою ошибку. Но морские свиньи продолжают приближаться к корпусу. Сквозь пелену брызг от прыжков можно разглядеть их живые круглые глазки, изучающие палубу.

Макс чувствует пьянящий прилив радости. Еще несколько минут назад он жалел о том, что отправился в это безысходное плавание сам и вовлек в него своих товарищей. Нежность солнца, дружественность морских свиней и это необъяснимое ощущение вечного счастья развеяли его муки.

И еще, по мере того как он отдаляется от континента, его перестают терзать слова. Они как будто согласились даровать ему передышку. Безбрежный простор и йод моря изменили их. Теперь это прозрачные до голубизны слова, покрытые солью и водорослями, слова, уплывающие в бесконечность, как стаи медуз.

Радость Макса была бы полной, если бы он смог уговорить Ким подняться на палубу и немного подышать воздухом. Но он знает, что у него нет ни единого шанса в этом преуспеть. Он застанет ее, свернувшуюся как обычно калачиком в темноте, умоляющую, чтобы ей дали поспать.

Во время смены вахты появляется первый предвестник беды. С мостика Нук прокричал несколько слов на своем языке, и экипаж заметался, глядя в небо. Самолет летит слишком высоко, чтобы можно было рассмотреть его опознавательные знаки, но никто не сомневается, что он военный. Он описывает над лодкой несколько кругов, прежде чем удалиться к берегу.

Сиум полагает, что еще до вечера, как волки из логова, морские скакуны выйдут из портов и бросятся на всех парах в погоню за «Саратовом». Однако очевидность этого факта приводит его в возбуждение, не оставляя места беспокойству. Он отправляется в центральный пост, раскладывает перед собой карты, отдает команду о новом изменении курса.

Затем идет в столовую, где встревоженный экипаж оживленно обсуждает происходящее. Он переходит от одного стола к другому, спокойный, улыбающийся.

— Я предвидел эту воздушную разведку, — говорит он. — Нет причин для волнений. Все, что может случиться, — предусмотрено. Вы должны мне доверять.

Он переводит свои слова на французский, обращаясь к трем европейцам, собравшимся за одним столом.

— Плевать мне на этот самолет, — говорит Тон. — Если бы «Саратов» не был разоружен, мы засандалили бы этой штуковине славный пистон в задницу.

— Но, Капитан, — возражает Макс, — мы покинули город не для того, чтобы воевать.

— Странно, — замечает Жиль, — когда я поднимался на борт, мне было страшно до чертиков. А теперь это выглядит так, будто я смотрю фильм с собственным участием.

— Фильм-катастрофу? — смеется Тон.

— Не знаю. Просто фильм, который Пиу могла бы увидеть в Лондоне или Берлине. Фильм, который дал бы ей повод думать обо мне с гордостью и, может быть, с легкой грустью.

— Господа, — говорит Сиум, — я настоятельно прошу вас не налегать на водку. Завтрашний день может оказаться нелегким.

В сумерках, поднявшись на палубу, чтобы подышать воздухом, Макс замечает в волнах нечто странное. Он наклоняется вперед, напрягает глаза. Пузырь воздуха под платьем поддерживает тело на поверхности. Лицо вздуто, глаза выклеваны морскими птицами. Островок черной плоти, ласкаемый ветром, — очертания женщины, мумифицированной солью.

Макс чуть не потерял равновесие, когда ему показалось, что это Гулетта. Он карабкается по трапу на мостик и обращается к Сиуму, который осматривает горизонт.

— Вы видели?

— Вы о трупе женщины? Да, видел. Мы пересекаем зону мертвых течений. Здесь заканчивают с вое путешествие все дрейфующие утопленники. Если в них есть хоть немного воздуха, они способны плыть так несколько месяцев, прежде чем пойти ко дну.

— Это ужасно.

— Было время, я работал на танкере. Вначале, когда мы плавали в мертвых течениях, капитан вылавливал тела, замеченные впередсмотрящим. Это был молодой командир. Мы собирали иногда до пяти утопленников вдень. Они сплывались со всех сторон океана и скапливались на нескольких квадратных милях. Приходилось каждый разложиться в дрейф, и подъем их из воды отнимал у нас много времени. По прошествии двух лет мы больше не утруждали себя остановками. Никто и не думал двигаться с места, когда какое-нибудь тело затягивалось винтами.

— Думаю, эта утопленница мне знакома. Я хотел бы увидеть ее поближе.

— Сожалею. Если бы я знал, мы могли бы ее подобрать. Теперь слишком поздно.

Они оба смотрят на вихревой след, простирающийся за кормой, где не перестает вращаться надутое воздухом платье. Его окружают бедные слова, расплывающиеся в кипении соли, изменившиеся до неузнаваемости и беспрепятственно увлекаемые в глубины забвения.

Фрегат возник в бинокле Нука восьмого октября в четыре часа пополудни. Преследуя «Саратов», он идет под французским флагом со скоростью около сорока узлов. Нук без лишнего шума связывается с центральным постом и просит, чтобы командир поднялся к нему на мостик.

Сиум в свою очередь рассматривает в бинокль мощно вооруженный корабль.

— Командир, он догонит нас меньше чем через час. Должен ли я увеличить скорость?

— Выигрыш в три-четыре узла ничего не даст. Пусть подойдет поближе. Перед ним наверняка стоит задача не уничтожить нас, а захватить. Они постараются нас запугать и заставить заглушить двигатели, чтобы подняться на борт. Возможно также, они захотят взять нас на абордаж. Но «Саратов» не остановишь как простой траулер. Спускайся к управлению, Нук. Когда фрегат поравняется с нами, ты должен будешь мгновенно исполнять мои приказы.

В двух морских милях от лодки фрегат «Дивный» дает два предупредительных выстрела. Снаряды вздымают гейзеры пены перед носовой частью «Саратова», невозмутимо продолжающего свой путь. По радио трещат приказы, призывая немедленно лечь в дрейф.

Едва заслышав взрывы, люди ринулись к люкам, но Нук преградил им путь.

— Мы скоро узнаем конец твоего фильма, — говорит Тон, обращаясь к Жилю. — Пойдем, выпьем по глотку.

До конца дня фрегат курсирует вокруг «Саратова», подходя почти вплотную к борту гигантской субмарины, резкие смены курса которой вынуждают его к рискованным рывкам в сторону. «Дивный» не оснащен броней, чтобы протаранить столь мощный корпус, и виляет, уходя от бокового столкновения. Он напоминает угря, нападающего на касатку.

С высоты полуюта капитан фрегата выкрикивает в мегафон последние предупреждения. Обращаясь к силуэту, маячащему внутри рубки, он переходит от угрозы к убеждению, старается использовать вежливый, почти дружеский тон. Но «Саратов» еще раз неожиданно делает резкий вираж и вынуждает преследователя отступить, чтобы избежать столкновения.