Тимоте де Фомбель - Между небом и землей

— Андрей?

Мужчины разговаривали по-русски, но Кротиха различила имя «Андрей». Она опустила стакан с гренадином. Забыла про свою клаустрофобию. При воспоминании о серых глазах Андрея перед ней как будто зажегся свет.

Борис произнес несколько слов, и она услышала среди них «рандеву».

Он наверняка сказал, где и когда у него встреча с мальчиком-скрипачом. Ради этого Кротиха с ними и пошла. Теперь она догадалась, какая опасность нависла над Андреем.

Стервятник понял, что из Бориса больше ничего не вытянешь. Он встал из-за стола и жестами объяснил хозяину, что хочет позвонить. Ему указали на маленькую винтовую лестницу, ведущую в подвал.

Через несколько минут Кротиха заметила, что бледное лицо Бориса Петровича покрылось капельками пота.

— Я отлучусь ненадолго.

И он тоже направился к лестнице. Спускаясь вниз и проходя мимо кухни, он схватил разделочный нож.

Кротиха старалась дышать ровно.

У стойки бара смеялись люди. Они приходили из окрестных ночных заведений — из погребка «Черный шар» или из «Красного Ангела» — дансинга с аккордеонистом, который недавно открылся на улице Фонтен. Кротиха знала в этих местах только крыши, оттуда она следила за драками бандитов с соседних улиц. Так, два года назад она стала свидетельницей побоища между «корсиканцами» и «парижанами».

В зале постепенно распространялся аромат кофе. В углу сидел трубочист, еще совсем чистенький в такой ранний час, и разговаривал с продавщицей из магазина тканей. Все казалось обыденным в это раннее парижское утро.

Может, она задремала и просто видит сон?

Внезапно на лестнице появился стервятник Влад с перекошенным лицом. Он держался за живот, как будто его ранили. Даже не взглянув на Кротиху, он поспешно выбрался на улицу.

Минуту спустя вокруг нее поднялся крик.

В подвале обнаружили труп мужчины.

Зал охватила паника.

Кротиха уже бежала по улице, не отрывая взгляда от кровавой дорожки на снегу, оставленной стервятником.

Голые плоскогорья сменились лесами, но дождь, туман и грязь смазали окружающий пейзаж. Собаки отчаянно лаяли. Рожки трубили то с одной стороны, то с другой, отдавая противоречивые сигналы.

Охота началась семь часов назад. И все эти семь часов свора преследовала одного-единственного зверя — дьявольское, неуловимое животное, которое уже почти довело до безумия тридцать всадников и пятьдесят гончих псов.

Этель оказалась в центре этой псовой охоты совершенно случайно, она просто искала заблудившуюся овцу, чей бедный ягненок жалобно блеял уже три дня.

В то утра Мэри вошла в спальню хозяйки с упитанным трехмесячным ягненком на руках и жалобно, сама блея, как овца, стала умолять Этель найти его мать.

В тумане Этель гнала свою лошадь к самым границам Эверленда. Никто из охотников не обращал на нее внимания.

Иногда среди деревьев вдруг возникала наездница в амазонке [51] Амазонка — женский костюм для верховой езды. , взлетали перепуганные птицы, выскакивала из ручья свора собак. Но казалось, никто из них не видит и не слышит ее.

В какой-то момент она поравнялась с человеком, который уже не мог сидеть на лошади… Он вскрикивал всякий раз, как опускался на седло.

— Вам тут не встречалась овца? — спросила Этель.

Мужчина посмотрел на нее, как на помешанную. Но все-таки удостоил ответом.

— Здесь нет никаких овец, мисс! — завопил он. — Я вам это гарантирую… Если только эта овца не летает, не лазает по деревьям… не играет у нас на нервах, как на гитаре или на волынке… ох… или на моей заднице!

Этель вежливо распрощалась с мучеником и поскакала дальше. Немного погодя она ослабила поводья, и лошадь повернула в сторону. Они пересекли небольшой лесок. Справа был слышен лай приближавшихся собак. Слева из чащи выехали два охотника, но они не заметили девушку. Ее лошадь с испуганным ржанием перескочила через несколько поваленных деревьев. Она не привыкла к суматохе, поднятой собаками и охотничьими рожками.

Лошадь и всадница чувствовали, что их сердца бьются в унисон, словно это они были преследуемой дичью. Но Этель больше не хотелось уезжать отсюда.

Она пересекла болотистую равнину и поскакала туда, где лаяли собаки. Куда же подевался этот зверь? Этель восхищало дикое животное, которое с раннего утра изводило целую команду охотников.

Собачье тявканье заставило ее придержать лошадь. Перед ней, прямо посреди леса, громоздились скалы. Это место называли Хаосом. Этель всю жизнь слышала разговоры о том, что по ночам здесь творится нечто странное.

Там действительно оказалась собака. Из ее пасти свисал обрывок черной ткани. Она беспокойно бегала взад-вперед, лихорадочно нюхала землю, задирала морду и выла. Этель сошла с лошади.

— Иди сюда. Дай-ка мне это, — сказала она, подходя к собаке.

Держа лошадь за повод, она вынула лоскут из пасти пса.

Глядя на мокрое, задыхающееся животное с пеной на морде, она мысленно взмолилась, чтобы ее лань Лилли не вышла за пределы безопасной замковой рощицы.

Собака вдруг насторожилась.

Далекий свист звал ее обратно в свору.

Она тут же исчезла.

Этель сунула лоскуток в карман. Над ней пролетела стая птиц. Она села на лошадь и покинула Хаос.

Охота безнадежно заглохла. Следы никуда не вели. Собаки разбежались. Этель случайно оказалась рядом с охотником, который скакал на черной кобыле. Они поехали бок о бок вдоль терновой изгороди.

— Ничего не понимаю, — признался он Этель. — Я никогда такого не видел. Охочусь уже сорок пять лет, а такого не припомню.

— Иногда и оленю должно везти, — пробормотала Этель.

На плече у всадника висел охотничий рог. Сам он сидел в седле уверенно, как жокей.

— Это не олень, — сказал он.

— А кто?

— Вот это я и хотел бы узнать.

Он стегнул хлыстом лошадь, перескочил через изгородь и оставил Этель одну.

Она решила сделать напоследок еще один круг. Любопытство гнало ее дальше, но лошадь уже начала уставать. Она не привыкла к таким гонкам. Никто в Эверленде не садился на лошадь регулярно, с тех пор как уехал Эндрю, а это было в декабре, в День святителя Николая.

Тогда он сказал, что вернется в апреле. Пол неосмотрительно отпустил его, хотя Этель объясняла, что конюх очень нужен зимой. С приходом весны лошадей выводили из конюшни на свежий воздух. Этель не доверяла этому слишком доброму, слишком красивому русскому бродяге, который отсутствовал пять месяцев в году и играл на скрипке в гараже, как виртуоз.

Перемахнув через канаву, она внезапно оказалась на лесной просеке. Раздались резкие звуки клаксона. Лошадь встала на дыбы. Их чуть не сбил автомобиль на полном ходу. Машина резко затормозила, и водитель начал яростно чертыхаться.