Жан Амлен - Затерянная улица

Бросив сверток на маленький столик в холле, он потер занемевшие пальцы. Было очень тихо, горела только одна лампа, та, которую всегда оставляли на ночь. Из квартиры Лавлесов не доносилось ни звука. Это его удивило, так как машина Элизабет стояла на обычном месте, а в гостиной горел свет. Откуда-то издали, с самого верхнего этажа слышался плач ребенка. С минуту Ларри прислушивался к отчаянному реву и пожалел малыша. Потом тихонько постучал: он не захватил с собой ключа.

— Элизабет, — проговорил он как можно отчетливей, — отвори мне.

Он решил, что она заперлась от бандитов.

— Лиз, — тихо уговаривал он ее, — открой, это я, Ларри.

В ответ ни звука.

«За что-нибудь разозлилась! Хотя нет, едва ли, — подумал он, — я ведь ничего такого не сделал». Он воровато оглянулся и назвал ее самым интимным из прозвищ, которого никак не мог знать грабитель.

— Пупсенок, — сказал он тихо и слегка покраснел. Дай-то бог, чтобы его никто не слышал. — Пупсенок, открой, это я, Ларри.

Он постучал громче, вся эта история начинала ему надоедать, и он немного злился. Он вспомнил, что жена куда-то уезжала с Бетси Уоррен и еще несколькими девицами, почти такими же притворами и ломаками, как Бетси.

— Пупсенок, впусти меня, пожалуйста, ну, отвори же…

Вдруг ему пришло в голову, что Элизабет, наверное, пьяна; Бетси Уоррен с подружками вызывали у него сейчас самое неподдельное возмущение.

Его нежные призывы отчетливо разносились по всему холлу. В квартире напротив Френсис Розбери и его жена отлично слышали и этот его дурацкий шепот и стук. Обычно они ложились сразу же после одиннадцати, но сегодня не могли себе отказать в удовольствии посмотреть «Отпуск мистера Хьюлота», который показывали по третьей программе. В половине первого, однако, они решили, что дольше сидеть невозможно. У Френсиса на столе лежала целая груда законопроектов, на следующий день их надо было просмотреть, и он не мог больше утомлять глаза. Он уже надел халат, когда, заглянув в прихожую, услышал в холле шаги Ларри и его жалобный голос. Стены были предательски тонки, Френсис вовсе не собирался подслушивать. Все эти нежности и мольбы для него давно уже отошли в прошлое. Его коробило при мысли, что человек, пусть даже десятью годами моложе его, может всерьез называть женщину «пупсенком». Свою жену он звал «Паула», а за глаза «моя супруга» или «миссис Розбери». И лишь очень, очень редко, когда что-нибудь напоминало одному из них об их умершем ребенке и о том бесспорном факте, что другого у них уже не будет, он, случалось, говорил ей «милая».

Френсис раздраженно теребил кисточки халата, ему неприятно было стоять тут и против воли подслушивать доносящиеся из-за двери призывы. Стук раздавался теперь громче, Френсису показалось, что Ларри вне себя от отчаяния. Уж он бы не стал так унижаться, даже ради такой дамочки, как миссис Лавлес; встречаясь с ней в холле, Френсис усердно старался не замечать ее, он отводил взгляд и поспешно скрывался за своей дверью. «Сучка, — думал он, — вот ведь сучка, ишь, как она мытарит беднягу». Из спальни послышался голос Паулы.

— Кто там стучит? — сонно спросила она. — Это Ларри?

— А кто же еще? — огрызнулся Френсис. И добавил, понизив голос: — Она его не впускает.

— Наверное, уснула, — резонно заметила Паула. — Предложи ему позвонить ей по нашему телефону.

«Это она посоветовала», — думал Френсис, распахивая дверь, чтобы позвать Ларри. Он тут же отметил понуро поникшие плечи и испуг, притаившийся за мальчишечьей ухмылкой.

— Забыли ключ? — сочувственно спросил он. — Можете позвонить по нашему телефону.

Ему было неприятно смотреть Ларри в глаза, и все же он не мог отвести взгляда.

— Ваша супруга, наверное, уснула.

— Да, конечно, — ответил Ларри и снял со стола сверток с книгами.

— Так все же спокойнее, — промямлил он, пристраивая его рядом с телефонным столиком. — Спасибо, Френсис, надеюсь, я вас не разбудил.

Паула крикнула из спальни:

— Мы еще не ложились, Ларри, только собирались.

— Хэлло, Паула, — с трудом выдавил он из себя. — Я на минутку. — Он набрал номер, и за стеной громко зазвонил телефон.

— Он на ночном столике, у кровати, — сказал Ларри, — если уж она и этого не слышит, значит, ее совсем развезло. — Он хихикнул. — Ездила с девчонками из своей школы на какую-то вечеринку. Даю голову на отрез, она там джин пила.

Телефон все звонил.

— Пусть себе звонит, — заметил Френсис, сам не свой от смущения. — А вы идите и снова постучите.

Ларри принялся дубасить в дверь, и в конце концов в квартире послышался какой-то шум и звонки смолкли. Френсис вцепился в трубку.

— Миссис Лавлес, — он говорил довольно резко, — обождите минутку, здесь ваш муж.

Он передал трубку Ларри.

— Элизабет? Элизабет? Это я, Ларри. Да нет же, это я, твой муж. А, черт, да проснись же, Лиз, это я. — Голос его стал резким. — Ну, проснись ты наконец. Повесила трубку, — сказал он, повернувшись к Френсису.

— Звоните снова.

— Ужасно не хочется ее тревожить. Попробую открыть окно.

— Вы ее уже разбудили. Попытайтесь еще раз.

Он попытался еще, и еще, и еще, а на четвертый раз Элизабет настолько пришла в себя, что встала с кровати и пошла к дверям. Френсис ее не видел, но при мысли, что она раздета, у него потемнело в глазах.

— Спокойной ночи, Ларри, — лицемерно проговорил он и закрыл дверь.

«Сволочь, пролаза, — думал Ларри, подходя к своей распахнутой двери. — Туда же еще суется со своими советами, сволочь, и книги я у них оставил, ну да ладно, завтра заберу». Лиз стояла перед ним, чуть покачиваясь, он положил руки ей на бедра, ощутил сквозь прозрачную ткань рубашки их восхитительное тепло и с жадностью поцеловал ее, вдыхая слабый запах джина.

— Ты подумай только, — негодовал Френсис, поеживаясь в постели, — ты только подумай, как он позволяет ей над собой издеваться. Уж я бы показал ей, где раки зимуют.

Паула вздохнула и промолчала.

— Мне было так неловко, я не мог смотреть ему в глаза, — задумчиво продолжал он. — Как, по-твоему, почему ей все сходит с рук?

— Да он ее просто обожает! — вдруг воскликнула Паула. — Он очень трогательно к ней относится.

— Подкаблучник, — проговорил Френсис, обретая душевное спокойствие оттого, что подыскал наконец нужное определение. — Никогда не употреблял этого слова, но именно так это и называется: подкаблучник. Она им помыкает, а на это ни у кого нет права. — Он хотел было начать дискуссию о формах категорического императива, но решил, что уже поздно. В спальне было холодно, у него болели глаза, в последнее время он слишком много работал.

Френсису было тридцать четыре года, Пауле — столько же, но они с неодинаковой быстротой теряли свои иллюзии. Он был уважаемым компаньоном крупной адвокатской конторы на Перл-стрит и занимал ответственный пост главного посредника по строительным делам в законодательном органе штата. Но он не был заурядным службистом; Френсис гордился той последовательной независимостью, которая всегда отличала его образ жизни. Он был большим любителем доклассической музыки восемнадцатого века, произведений Телемана, Вангаля, Гассе, «английского» Баха, Абеля, Мангеймской школы и бесчисленных композиторов, писавших музыку на слова Метастазио. Ему принадлежал единственный в стране экземпляр великого произведения Сальери «Ассур, царь Ормуза». Френсис усердно переписывал его в венском архиве, покуда Паула носилась по городу.