Руди Данциг - В честь пропавшего солдата (1984-1985)

«Привет».

«Здравствуй».

«Доброе утро, мальчики и девочки… Книги на стол… все принимают участие… подготовить для хорошего положения в обществе… дисциплина… участие…»

Я слушаю этот словесный поток, после чего послушно беру книгу в руки, раскрываю и смотрю на числа, графики и формулы. Это вызывает у меня головокружение и сонливость. С чувством беспомощности я склоняюсь над этим: А относится к С как B к А.

«Мальчик там, да, ты».

Я придаю своим глазам понимающее и умное выражение, однако безнадёжно краснею при этом.

«Ты смотришь так, словно видишь корову в трусах, стоящую на крыше. В твоей прежней школе тебя хоть обучили считать до десяти, молокосос?»

Класс ухмыляется.

Слова и тон, с которым они произносятся, режут меня, словно ножом, насквозь; до сей поры никто так язвительно меня не одёргивал.

У меня перехватывает горло и я забиваюсь в кашле. Мальчик рядом со мной рывком отодвигает свои книги подальше.

Мне придётся терпеть это целый год? Моё замешательство продолжается до тех пор, пока учителя не сменяет пожилая женщина.

«Английский язык, мальчики и девочки, — говорит она, — это язык, который в эти дни мы начнём прилежно изучать, прилагая для этого все усилия. Я полагаю, что многие из вас уже знают некоторые английские фразы. Кто-нибудь из вас уже разговаривал с одним из наших освободителей?»

Руку тянут несколько девочек. Прежде чем осознаю, что делаю, я тоже поднимаю палец.

Она читает вслух предложения из Английского для начинающих, мы повторяем их, а она также пишет эти слова на доске. Я смотрю на её лицо, кудрявые седые волосы, спокойные серые глаза над ярко-синем свитером.

«My name is mister Brown. This is my house and that is my wife» [77] Меня зовут мистер Браун. Это мой дом и моя жена ( англ. ). .

Она преувеличенно отчётливо произносит слова и делает паузу перед каждым словом.

Бубня, монотонным тоном повторяем мы вслед за ней предложение за предложением. Я слышу свой голос в хоре других голосов.

«My name is mister Brown. This is my house and that is my wife…»

«Say it: Wolt… I work in the city… Is o’kay, no problem… She works in the kitchen… Hold it, yes, move. Go on… Time is going fast… In the evening I come home… Faster, don’t stop, come on… My wife holds my hat. We sit at the table… Oh, is good, is good… We drink tea with a biscuit… Baby, I love you. Come on, smile…» [78] Скажи так: Волт… Я работаю в городе… Всё хорошо, нет проблем… Она работает на кухне… Держи так, да, двигай. Давай… Делай быстрее… Вечером я иду домой… Быстрее, не останавливайся. Давай… Моя жена держит мою шляпу. Мы садимся за стол… Ох, как хорошо, как хорошо… Мы пьём чай с бисквитом… Детка, я люблю тебя. Давай, улыбнись ( англ. ). .

Все выбегают впереди меня, и я позволяю обогнать себя, выжидаю, чтобы опустел коридор, и только после этого покидаю школу. Я иду мимо чугунной ограды, чьи верхушки пронзают воздух и указывают путь. Тени на песке исчезли, и большинство играющих детей разошлось по домам.

На небе пасмурно, и город неожиданно стал бесцветным и недружелюбным. На перекрёстке Де Клеркстраат я ненадолго останавливаюсь.

Вдалеке мои уходящие одноклассники, маленькими группками или порознь торопящиеся попасть домой как можно скорее.

Я в раздумьях. Что мне делать?

Мимо проезжает трамвай, мальчики из моего класса повисли на подножках и озорно машут портфелями. Я смотрю, как трамвай на пустынной улице поднимается и спускается на неровностях мостовой.

«My name is mister Brown. This is my house…»

Я чувствую на себе несколько капель и застёгиваю рубашку. Пора идти.

«…and that is my wife…»

Я собираю разбросанные по столу листы. Помещаю тарелку, которую наполнил в кухне, между ними. Только бы не запачкать.

Опёршись на локоть, я продолжаю читать книгу, которую вчера неожиданно раздобыл. Но я разочарован, впечатление, которое она производила на меня раньше, безвозвратно исчезло. Но я продолжаю читать дальше в надежде, что то чувство возбуждения и восхищения, которое я испытывал тогда, вернётся. Я наливаю себе безвкусное и выдохшееся вино и механически проглатываю еду.

«Не подпирай голову, когда ешь», — слышится мне её голос.

Очень часто я сидел за обедом, склонившись над книгой, не обращая внимания ни на что и набивая себе живот только хлебом. Если же в конце концов моя мать отнимала у меня книгу, то я упрямо вертел банку с повидлом или стакан с шоколадом, чтобы прочесть ярлыки на них.

Пять минут, четверть часа — сколько прошло времени? — я заметил, что прочёл две страницы, даже не вникая в смысл написанного. Остались лишь слова без смысла и связи. Я отодвигаю тарелку. Почти шесть часов. Радио объявило о репортаже, который я хочу послушать. В ожидании этого я перечитываю несколько страниц. Диктор говорит, что завтра исполняется 35 лет с момента освобождения Нидерландов союзными войсками.

«По приглашению амстердамского муниципалитета нашу столицу посетила группа бывших канадских солдат. Несколько часов назад они приветствовались маленькой, но восторженной группой соотечественников в аэропорту Схипхол. Сегодня вечером в их честь будет дан званный обед в Королевском дворце в Даме, а завтра произойдёт церемония возложения венка в присутствии Её Величества королевы Беатрис и другие торжественные мероприятия».

Я захлопываю книгу, выключаю радио и подхожу к окну. На противоположной стороне улицы гора мешков с мусором. Женщина напротив нервно драит припаркованную у моих дверей машину. Иногда она с некоторого удаления осматривает результат и снова бросается полировать одно и тоже место.

Над отелем развивается флаг. Я пытаюсь вспомнить, был ли он там всегда или поднят специально в эти дни.

Канадцы, освободители, Её Величество, Дворец в Даме — сколько раз я слышал эти слова, уже автоматически не реагируя на них? Это как с книгой, когда читаешь, но не воспринимаешь прочитанное. Первые два года после войны я думал об Освобождении как сумасшедший, каждый день. Одержимо, как маньяк. Обращения к Богу, пожелания, молитвы, торжественные клятвы. В уединённости своей комнаты. Два года я пытался вспомнить его лицо, запах, возбуждение, страх. Затем эта истощающая битва ослабела, в сопровождении диких самоупрёков, и оказалась запертой молчанием.

«Это половое созревание, у всех мальчиков в таком возрасте случается подобное», — слышал я, как это говорилось родственниками моим родителям.

Я ходил в школу и учился без особого прилежания, затем нашёл своё призвание и погрузился в своё дело. Или же я преднамеренно и сознательно это закопал?

«Я просто принял решение», — возбуждённо думал я.

«И это решение радикальное».

До восьми часов я продолжаю читать книгу, которая меня совсем не захватывает, после чего включаю телевизор: я хочу посмотреть на канадцев. Авария автобуса, конференция на высшем уровне. Затем Схипхол, группа теснящихся людей за стеклянными стенами. Бургомистр.