Олег Беломестных - Следуй за мной

Интернат находился на краю города, возле леса. Вадим часто убегал туда, бродил по взгорьям, жег костер и, лежа на траве, смотрел на плывущие облака. Детские мечты превращали его в путешественника, геолога, моряка. Однажды он даже решился бежать в далекий южный город, о котором прочитал в книжке, нашел его на карте в кабинете географии и с этой украденной картой удачно пропутешествовал на товарных поездах. Красивые реки и поля проезжали мимо него, он предвкушал жизнь необыкновенную, но, доехав до города своей мечты, не нашел там ничего нового: жизнь была обыденной, как и там, откуда он убежал и куда ему пришлось вернуться, но уже с помощью милиции.

Как и все интернатские дети, он жалел о том, что у него нет отца и матери. В своих уединениях он часто думал об этом. Кое-что о своем происхождении он знал от одной из воспитательниц, любившей его: то, что был он у матери третьим ребенком, что была она без мужа, в сильной нужде, и потому сдала его в возрасте полутора лет в детский дом. Большего не было известно. Но так хотелось знать, кто его мать и отец, чем занимались они, как выглядели? Он отказывался думать о них плохое. Мать он представлял себе красивой и доброй, и, как придумывал он, лишь очень тяжелые обстоятельства заставили ее отдать его в детский дом.

Он строил разные планы, как найти ее, но она нашлась сама: низенькая женщина с морщинами на лице, уставшими от невзгод глазами. Она устроилась работать уборщицей в интернат случайно, по объявлению, но, может быть, и с тайным желанием найти сына. Та же самая воспитательница помогла ей найти среди двух сотен подростков своего сына. Их объяснения были бурными, оба плакали навзрыд, стоя в маленькой комнатке-техничке среди ведер и веников…

А затем было приглашение в дом, знакомство с двумя старшими братьями. Радостное ожидание встречи и… некоторое охлаждение к тому, что искал. Идеальные образы были подпорчены правдой: мать подпольно торговала водкой, сама также прикладывалась к рюмке. Братья нигде постоянно не трудились, занимались случайными приработками, пили, по очереди водили в дом веселых девиц. Дом был бедным и неуютным, как сквозной коридор общежития. Вадим побывал в этом доме три раза и больше в нем не появлялся. Но все-таки мать он любил, понимая, что любовь — это труд.

Ну а кто же был отец? Мать не хотела об этом говорить, отделываясь общими словами — видимо, ей это было тяжело вспоминать. Но как-то решилась и рассказала все. Что был он странник и чудак, бессребреник, часто менял места работы, всегда с уменьшением зарплаты. По ночам читал книжки, а потом стал ходить в церковь. Вскоре ушел и совсем, не сказав, куда. Ушел, когда семейные раздоры стали невыносимыми.

Что осталось от него? Нет, фотографии потеряны, вот только — старое пальто, которое он носил. Нелепое, темно-синее, длинное. Вадим попросил это пальто, берег, а позже стал носить его, несмотря на усмешки сверстников.

К тому времени, в семнадцать лет, Вадим уже поступил в железнодорожный техникум, ему, как сироте, выделили комнату в общежитии. Здесь он почувствовал себя вполне взрослым, у него появились планы на будущее, он неплохо учился, его любили преподаватели. Однако самостоятельность и подвела его; он постепенно втянулся в компанию любителей музыки, которые по вечерам играли и пели в ресторанах, а глубокой ночью напивались и пропадали до утра в объятиях свободных девчонок. Вкусив такой воли, вглядевшись в нее, Вадим однажды почувствовал, что пропадает. Не окончив техникум, он ушел служить в армию.

Служба, вопреки мнению его прежних друзей, ему понравилась, как бывший детдомовец он быстро освоил армейские навыки, нашел себе товарищей. И было бы все хорошо в его жизни, но испытания не оставляли его. В роту назначили нового старшину — молодого прапорщика, совсем недавно бывшего таким же, как они, солдатом. Прапорщик, любивший дедовщину, преподнес ее подчиненным на новом уровне. Он открыто издевался над молодыми: вызывал к себе в каптерку и заставлял их переодеваться на скорость горения спички. Можно было стерпеть это, но когда появились слухи о домогательствах прапорщика к симпатичным солдатикам, ненависть к нему выросла до размеров бунта. И первым его зачинщиком стал Вадим. Когда в один из вечеров прапорщик вызвал к себе нескольких солдат и заставил одного из товарищей Вадима отжиматься от пола, приговаривая: «Ты уже успел жениться? Ну, покажи, как ты любишь свою жену!» — Вадим не удержался и отчаянно, со страшным криком, как когда-то в интернате, нанес удар в лицо испугавшемуся прапорщику. Вадим и сейчас чувствовал волнение, вспоминая кукольное лицо этого подонка — острый носик, розоватые щечки и черные стеклянные глаза, мертвенно впивающиеся в солдат-первогодков.

Отсидел Вадим за этот поступок неделю на гауптвахте, к нему присоединили еще нескольких товарищей за неподчинение. Как только выпустили из гауптвахты, Вадим, не заходя в казарму, убежал через всю Россию в родной город.

Некоторое время он прятался в дачных домиках, кормился с чужих огородов, но однажды появились молодые, спортивного вида, люди и, предъявив красные корочки, скрутили ему руки. Через три месяца, проведенных в следственном изоляторе, его осудили к двум годам лишения свободы за дезертирство, добавив несовершенное воровство мотоцикла в дачном поселке…

Вадим задумывался, почему так складывается, что его естественные поступки, зарождавшиеся исподволь, где-то в глубине души, приводили его к еще более тяжелому положению.

Сейчас он шел вдоль берега огромного, как море, озера на север, в направлении города, в котором у него не было дома, но он почему-то считал, что идти нужно туда. Он, наверное, страшно выглядел: хромой, в рваной рубахе, с исцарапанным лицом. На берегу ему изредка встречались редкие любители осеннего отдыха, которых он задолго обходил, углубляясь в лес, потом вновь возвращался к берегу, садился у самой воды, подолгу сидел, подставляя босые ноги волнам и наслаждаясь видом огромной водной глади.

Перебирая круглые, обточенные волной камни, он обнаружил среди них один по форме похожий на остальные, но совершенно легкий — это был кусочек дерева, выцветший до белизны на солнце и сглаженный бесконечным трением волны и песка. Долго перебирал он его в руке, чувствуя сохраненное в нем солнечное тепло…

Ручей, кусты, цепляющие ветки, мошкара, болотце, снова ручей… Осеннее, еще жгучее, солнце быстро минуло зенит; к тому времени он вышел к большому прибрежному поселку, который пришлось обходить по лесу долгою дугой. В лесу — тихое поселковое кладбище, укрытое в тени сосен и берез. Вадим выбрал тенистое место, омыл лицо холодной водой маленького ручейка, потом прилег на пожухлой траве среди кустов и задремал.