Олжас Жанайдаров - В середине дождя

Я медленно пил пиво. Казалось, и время текло так же: медленней обычного.

— Мне с ними часто не о чем говорить. Кто сейчас читает Ремарка и, вообще, кто сейчас читает? Мне приходится обсуждать с ними то, что модно и современно, а не то, что интересно самому. — Сергей помолчал. — Просто я привык завоевывать внимание и расположение человека — и никуда от этого не деться. В этом ты, кстати, лучше меня. Если человек тебе неинтересен, ты будешь молчать, а я все равно буду стремиться понравиться собеседнику. И, в конце концов, понравлюсь ему.

Из бара ушла, хлопнув деревянной дверью, очередная компания.

— А еще вот прошлой осенью… — Сергей вертел в руках пустую бутылку. — Осенью, в октябре у девочки из моей группы умер отец. Я, как староста, решил собрать денег. Не думал, что это будет так трудно.

Сергей посмотрел на меня:

— Всем было не то чтобы наплевать. Просто как-то все равно. К девочке той относились и относятся нормально. Но деньги сдавать не торопились. Некоторые попросту — не хотели. Я ничего не понимал. Ты никогда не испытывал стыд за других?

— Не знаю.

— Неприятное чувство.

Барменша включила телевизор. Там показывали старый черно-белый фильм.

— Я не первый раз сталкиваюсь с чем-то подобным. И вот какая мысль мне приходит в голову, — сказал Сергей. — Сегодня не выгодно быть искренним. Испытывать искренние чувства. Совершать искренние поступки. По крайней мере, публично. Если ты будешь так себя вести — тебе не поверят. Будут искать подоплеку, подтекст. "Что он хочет всем этим сказать, чего он добивается?"

Сергей покачал головой:

— Многие мои знакомые живут по принципу "После нас — хоть потоп". Кроме денег и развлечений их ничего не интересует. Какая-то ненасытность, цинизм сквозит во всем этом. Что, вообще, происходит с этим миром?

Я не знал, что ответить. Это был сложный вопрос.

— Я тоже чем-то на них похож, — сказал Сергей. — Становлюсь похожим. Превращаюсь — ведь я живу в этой среде. Это и тревожит. Я верю в Бога, не поступаю против своей совести, не лгу и не завидую. И все равно…

Сергей замолчал. В баре остались лишь мы вдвоем. В черно-белом фильме герой стоял на берегу моря и наблюдал закат. Сергей хлопнул меня по плечу:

— Когда я выпью, становлюсь ворчливым брюзгой. Пойдем на свежий воздух, выветрим мизантропию.

На улице было темно и морозно. Ели притаились у троп, словно партизаны в белых комбинезонах. Холодный ветер покалывал щеки, и я натянул шарф повыше. Когда мы вышли к пойме реки и двинулись по тропинке, Сергей сказал:

— Это удивительно, но ты первый, с кем приятно общаться и мне, и Кате. Ни с кем из моих многочисленных друзей Катя сойтись не смогла. Один для нее кривляка, другой зануда, третий подхалим. У нее самой есть пара друзей, но их не перевариваю уже я. Не удивляйся, и я могу кого-то не переваривать.

Он помолчал.

— Может, дело в том, что я ревнив? Я доверяю Кате, но, когда вижу рядом с ней парней, чувствую легкое неудовольствие. А вот к тебе ничего такого не испытываю.

— Это плохо. Мне над этим нужно поработать.

Сергей засмеялся. Снег под ногами был похож на заледеневший кефир. На другом берегу в сумерках прятался черный лес.

— Ты очень похож на ее брата, — сказал Сергей. — И внешностью, и характером.

— Только я про него ничего не знаю. Катя…

Я недоговорил. Я осознавал, что касаться этой темы надо осторожно. Не знал пока, почему, — просто чувствовал.

Пройдя мимо деревянной ограды, мы вышли за территорию пансионата. Впереди вдоль большого снежного поля тянулась длинная и широкая дорога. Мы пошли по ней. Сергей сказал:

— Ее брат погиб, когда ему было одиннадцать лет. Задавил автокар. Сейчас ему было бы столько, сколько тебе. Катя могла бы рассказать тебе об этом раньше. Но сам понимаешь…

Теперь я понял, что значил и Катин взгляд, и ее недоговоренности, и ее неподдельное внимание ко мне.

— Она его очень любила. Обычно же брат с сестрой живут, как кошка с собакой. У Кати с Мишей все было не так. Она заботилась о нем с детского сада. Гуляла, помогала делать уроки. Вместе они читали книги и устраивали домашние спектакли на французском языке. Катя называла его Незнайкой, а он ее — Снегурочкой. После его гибели Катю почти на год положили в больницу. Она лечилась от тяжелой депрессии.

Непроглядную тьму перед нами изредка рассеивали светом фонари. Каждый из фонарей был похож на большую глазастую кочергу. Сгорбившись, они глядели себе под ноги.

— Все это я знаю с ее слов. Мы познакомились с Катей уже позже.

В голове шумел хмель, снег скрипел под ногами.

— Знаешь, сколько мы с ней знакомы? — спросил Сергей.

— Катя говорила. Около четырех лет.

— Да. Почти четыре года…

После некоторого молчания он продолжил:

— Мы познакомились с Катей в школе. Она училась в десятом классе, а я в одиннадцатом. Как-то нас послали вместе на литературную олимпиаду, и по дороге мы разговорились. Катя мне поначалу не понравилась, какая-то высокомерная снобка. Лишь потом я понял, что это была защитная реакция. После той депрессии Катя с трудом сходилась с людьми.

Мы сближались с ней целый год. Сначала просто дружили. Я помогал ей с математикой, она мне с английским языком. Гуляли с собакой, обсуждали фильмы и книги. Вообще, до нее у меня никого не было. Я ни с кем не встречался. Был со многими дружен, но ни к одной девушке никаких чувств не испытывал. И, честно говоря, не особо расстраивался по этому поводу. Жизнь мне была интересна и без любви.

Сергей замолчал, словно что-то вспоминая. Потом сказал:

— За тот год мы узнали друг о друге все. Нам удивительно легко было общаться. Иногда, засидевшись у меня допоздна, Катя оставалась ночевать. Лежа на соседних диванчиках, мы болтали всю ночь напролет. Между нами ничего не было. Мы были как дети. Как счастливые дети.

В воздухе завертелись маленькие снежные хлопья. Мы пошли медленней, неосознанно подстраиваясь под неспешный ритм падающих снежинок.

— Как-то, уже осенью она уехала на две недели во Францию. В первый раз за тот год мы прервали общение друг с другом больше чем на неделю. К середине второй недели я весь извелся. Мне чего-то не хватало. Я ничего не понимал. Не понимал, что со мной происходит. Мне хотелось поскорей ее увидеть, услышать. Больше того — захотелось к ней прикоснуться, крепко обнять. Ведь мы с Катей до этого даже ни разу не целовались. Нам не приходило это в голову. Чудаки.

Голос Сергея наполнился теплотой.

— Когда она приехала, я ей все сказал. Это было как открытие. Оказывается, как все просто. Мы любим друг друга. Мы не можем друг без друга. Скучаем, хотим быть вместе. Мне хочется ее защищать, а ей хочется обо мне заботиться. Мы целый день тогда провели вместе, говорили о том, что чувствуем. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни.