Карлос Оливейра - Современная португальская повесть

Никто не отвечает ему. Когда они оказываются внизу, луна окончательно исчезает. Идут молча, в полной темноте, за все ускоряющим шаг Короной.

Каждое движение отдается острой болью в желудке и во всем теле Палмы. Неожиданно он замечает звенящую вокруг него тишину. Какое-то время она сопровождает его. Ветер несколько спал, но его ледяное дыхание пронизывает насквозь. У выхода из оврага обессилевший, придавленный грузом Палма опускается на корточки, припав грудью к влажным комьям земли. Железные, суровые руки Короны поднимают его. Палма подается вперед и, повесив голову, качающейся походкой идет вместе со всеми.

У зарослей кустарника мужчины останавливаются. Но Палма так устал, что продолжает идти, ни на что не реагируя, как измученное животное.

Корона догоняет его. Берет за руку и внимательно всматривается в его лицо.

Бессильно уронив руки, Палма пошатывается. Его даже не интересует, почему Корона уходит в кусты. Он не слышит ни вопросов недоверчивого Галрито, ни глухого ворчания Банаисы. А когда Корона возвращается, он вынужден повторить, что необходимо снять брюки и сапоги. Палме помогают это сделать. Свернутые в узел вещи кладут ему на загривок между затылком и мешком.

— Теперь осторожно.

Полуголый Палма еле тащится. Его подталкивает Галрито. Заросли кончаются, теперь на пути их лежит река Шанса. Они идут по пояс в ледяной воде, чувствуя песчаное дно.

У дрожащего от холода Палмы зуб на зуб не попадает. Он не сразу понимает, что вокруг него вода. Корона идет, высоко вскинув голову, все время к чему-то принюхиваясь.

Достигнув противоположного берега в том месте, где он не так крут, они одеваются. И, прячась, несмотря на полную темноту, за береговыми выступами, пускаются в путь быстро, как только позволяют силы.

— Быстрее, быстрее, — настойчиво понукает их Корона.

В ночи уже брезжит тусклый утренний свет. Печальные блуждающие глаза Палмы смотрят вдаль. Машинально следом за Короной он то поднимается, то спускается по склонам. На одном из них, поскользнувшись, он падает. Поднимается. Потом снова падает. Снова поднимается, как пьяный. Галрито помогает ему встать на ноги.

— Ну же, ну, совсем немного осталось. Скоро Паймого, а там уж рукой подать.

Штаны липнут к мокрым голеням. Сапоги не отрываются от земли. Острая, непрекращающаяся боль грызет, гложет желудок Палмы. В голове шумит. По лицу бежит пот, и крупные капли падают наземь при каждом резком движении. В ушах все нарастает звон. Еще немного — и, подобно молнии, что-то ударяет в мозг, опустошая и туманя сознание.

В темноте среди поля возникает удлиненное, необычное строение. Из чернеющего дверного проема выходит старческая фигура. Слышится приглушенное короткое приветствие:

— ¡Buenos!.. [4] Добрый день! (исп.).

После того как последний из пришедших скрывается внутри, старик какое-то время еще стоит у входа. Его спокойные, холодные глаза рыси обшаривают окрест лежащие земли.

Потом он входит и запирает двери. Когда с шахтерской лампы снят нагар, колеблющиеся на побеленных стенах тени успокаиваются.

Поднятая вверх лампа освещает прорубленный на чердак ход. В свете пламени хорошо видно узкое, суровое, чисто выбритое лицо старика.

Все разом запихивают на чердак принесенные мешки и, так же как вошли, согнувшись, покидают помещение.

Внезапно тело Палмы подается вперед, колени подгибаются. Он вытягивает руки и, скользя по стене, падает. Сев на каменный пол, Палма ловит широко раскрытым ртом воздух.

Старик с любопытством подносит к нему лампу.

— ¿Qué es eso, hombre? [5] Что такое, приятель? (исп.).

Палма еле шевелит пересохшими губами. Но все тут же понимают. Корона обращается к старику:

— Послушай, Карретеро, можешь дать ему поесть?

— Claro que si [6] Конечно (исп.). .

Они поднимают Палму. Корона внимательно смотрит на него.

— Ты что-нибудь ел вчера?

— Чесночную похлебку.

— Нужно было сказать. Это никуда не годится.

Палма опирается на руку Короны, смотрит на него невидящим взглядом.

— Только ты меня не откидывай, — голос его прерывается, — слышь? Когда я ем, я все могу наравне со всеми!

— Хорошо, об этом потом. — Корана делает знак старику.

Держа около ноги лампу, испанец идет впереди группы. Минуя узкий проход, черные бесформенные тени тревожно колышутся на стенах.

Этой ночи не будет конца. Чем дальше, тем хуже. Жулии так и не удается уснуть. Она лежит с открытыми глазами, и тяжелые предчувствия сгущают черноту и без того черной, удушливой ночи. Жулия откидывает старое рваное одеяло и бесшумно выходит во двор.

Чуть заметно светает. На севере опять поднимается ветер. Он бежит по равнине, заставляя дрожать все окутывающую вокруг пелену мрака. Слышно, как в траве шуршат насекомые, шелестят кусты, как пробуждается жизнь.

Ардила спрыгивает со ступеньки и нежно-вопросительно смотрит на хозяйку.

Только теперь Жулия осознает, что начинается день. Бесцельно и торопливо, с развевающимися на ветру волосами и вздувающимися юбками принимается она ходить по двору. На ее мертвенно-бледном лице горят озабоченные, всматривающиеся в даль глаза.

Как две тени, около нее возникают Аманда Карруска и Мариана. И та и другая думают о Палме, но каждая по-своему.

Кутаясь в жалкое тряпье, старуха садится на пороге. Неподвижная, она не спускает глаз с перекрестка, что за дубовой рощей. Ничто другое не привлекает ее внимания. Она уверена, хотя на то нет никаких оснований, что именно оттуда должен появиться Палма. За ее спиной, прислонившись к косяку двери, стоит внешне спокойная Мариана. Она следит за каждым движением матери.

Из лачуги доносится жалобный крик:

— О мня ма-а-а!

У порога Жулия останавливается. Она внимательно смотрит на мать, пытается разгадать ее мысли, услышать слово утешения. Но старуха даже не удостаивает ее взглядом.

— Мариана… ты не думаешь, что ему уж пора вернуться?

— Даже не знаю, что сказать. Ждите, не волнуйтесь.

— Как это я могу не волноваться? Ждите. А что я делаю, как не жду? Это вы бесчувственные…

— Ма-а-а! — хнычет Бенто. — Мня ма-а-а!

Жулия идет к сыну.

Встав на колени на земляном полу, она смачивает в святой воде платок и протирает склеившиеся за ночь зеленоватым гноем веки Бенто. Торопливо, дрожащим голосом, как будто тут же, вскорости, как только произнесет она последнее слово, разрешатся все беды, читает Жулия молитву святой Лузии:

Рыданья прерывают ее. Она обнимает сына. Но Бенто, уже с открытыми глазами, отталкивает ее и на четвереньках бежит во двор.