Карлос Оливейра - Современная португальская повесть

Элиас Собрал пересекает двор.

— Разрешите, сержант Жил?

— Сделайте милость.

Дверь кабинета закрывается. Диого припадает к замочной скважине, но, услышав первую фразу, выходит на улицу. Нервозность его доходит до предела. Он ничего не видит и чуть не падает со ступенек.

— Вам плохо, сеньор Диого?

Почти бессознательно он увертывается от неожиданно встретившегося знакомого и спешит укрыться в машине. Шедший в участок полицейский с недоверием оглядывает его, задерживаясь на ступеньках.

В помещении со сводчатым потолком и толстыми побеленными монастырскими стенами друг против друга за грубым письменным столом, заваленным бумагами, сидят двое мужчин.

Возбуждение, в котором пребывает Элиас Собрал, рассказывая о случившемся у дверей лавки Миры, говорит об оскорбленном самолюбии. И он только и делает, что повторяет и повторяет одно и то же.

— Все точно так, сержант, все произошло на глазах у моих детей!

Краснощекий плотный сержант Жил слушает его, опустив глаза, с невозмутимым спокойствием животного.

— Да, это нехорошо!

Его чуть прикрытая редкими черными пучками волос лысина краснеет.

— Да, это никуда не годится. Конечно. За это и посадить можно. Попытка нанести оскорбление. И для чего я здесь, как не для исполнения моих служебных обязанностей. Но…

Он бросает взгляд на Элиаса Собрала, и слова застревают вдруг в его пересохшем горле.

— Но… прошу извинить меня, случай с кражей ячменя дал обильную пищу для разговоров… Палма украл. За что был арестован. И вот, если я снова посажу его в тюрьму в связи с этим конфликтом с вами… разговоры пойдут опять… Ведь этот народ использует малейшую малость, чтобы критиковать… вы понимаете.

— Какое мне дело до критики и всех разговоров?! Только этой заботы мне не хватало!

— Это-то конечно. Но за последнее время такое количество всяких недовольств. Безработица очень будоражит.

— Будоражит!.. Хм! Там в деревнях они даже думают идти в город, все, скопом, с просьбой к председателю муниципалитета. Это вам известно?

— Да, слухи дошли…

— Ну, так что же вы думаете предпринять по моему делу?

— Дело делу рознь, я вот как думаю.

— Ну и что ж? Момент-то как раз подходящий.

Какое-то время сержант молчит. Рука его приглаживает жалкую поросль, не скрывающую лысину.

— Постараюсь по возможности выразить свои мысли яснее. Начать дело, сеньор Собрал, можно по разным причинам…

В произнесенной шепотом фразе слышится явный намек. Они обмениваются взглядами, но ни тот, ни другой не старается ввести ясность.

— Он… — начинает Элиас Собрал.

Сержант Жил, решив, что он уже все сказал, погружается в раздумья. Собрал понимает, что инициатива передается в его руки.

— Хорошо. Могу подать вам идею. Идею, которая, полагаю, решит все к вашему удовольствию. А почему бы вам не арестовать его как контрабандиста?

Сержант медленно поднимает голову. Закрыв один глаз, он вторым инквизиторски смотрит на Элиаса Собрала.

— Сеньор хочет сказать, что…

— Да, да! Сомневаетесь? Займитесь-ка делом, сержант, разомнитесь немножко и будете, как я, информированы. А если что не так, отставим эту идею. Палму и Галрито водой не разольешь, толкутся в лавке Миры. Ясно?.. А кто ж не знает, чем занимается Жозе Инасио Мира и кого вокруг себя собирает?

Взгляд сержанта устремляется на разбросанные по столу бумаги. Лысина выдает волнение хозяина.

— Если так, буду действовать. Наговоров не люблю и всегда принимаю решения, убедившись сам, в соответствии с законом.

— Так когда?

— Как только соберу улики.

Они замолкают. В кабинете сержанта тишина становится плотной. И тот и другой начинают чувствовать себя неловко. Оба одновременно поднимаются с мест. Поспешность, с которой они встают, усугубляет неловкость.

— Вы вниз?

— Да, вот только не знаю, успею ли?..

— На мессу? Вовремя будем, я подвезу вас.

Неловкость тут же исчезает. Предупредительный Жил с поклоном распахивает дверь перед Элиасом Собралом.

— Будьте любезны.

— Нет, прошу.

— Нет уж, пожалуйста, сеньор.

Элиас Собрал выходит во двор, мощенный каменными плитами.

— Будет вам, сержант. — Он любезно улыбается. — Между нами…

На улице сверкает солнце. Над поселком по голубому небу плывут облака.

Они садятся в машину. От полицейского участка до церкви две минуты езды. Войдя в двери, сержант останавливается в тени колонны. Диого прячется в темном углу, а Элиас Собрал, тяжело ступая, идет в первые ряды.

Запах ладана, хорошо вымытого деревянного пола и священный покой, царящий в церкви, объединяют пеструю толпу верующих. Через ярко-красные стекла стрельчатого окна в темный неф падает дрожащий луч света, и языки живого огня вспыхивают на алтаре.

Мощный, проникновенный голос падре то настойчиво, то монотонно пронзает тишину. Убаюкивает, расслабляет. Потом обрушивается захватывающим врасплох потоком звуков, несущих неотвратимую угрозу и нежную ласку. И поет, поет печально и в то же время торжественно.

Диого, как никогда раньше, с ужасающей ясностью чувствует это. Угрожающий голос падре звучит для него — не иначе. Но уйти нельзя. Невозможно. В конце концов будь что будет.

Став на колени, он почти складывается вдвое, почти сидит на пятках. Сжимает потные руки, ломает пальцы, весь во власти страстной мольбы, лишь бы не арестовали Палму, лишь бы не арестовали!..

В шуме молитв гаснет шепот молящихся. И снова Диого просит, снова молит, повторяя до изнеможения одну и ту же фразу. В какой-то момент он даже верит, что услышан. Он поднимает к алтарю свое измученное лицо и так, без единой мысли, стоит.

Месса заканчивается.

Женщины с молитвой на устах еще задерживаются у статуй особо почитаемых святых. Мужчины не торопясь идут к выходу. На лицах — сознание успокоенной совести. Церемонно, чуть улыбаясь, они прощаются друг с другом.

На церковном дворе собирается избранное общество. Все в черном, серьезные. Доктор Эскивел приступает к своей излюбленной теме: что сделано муниципалитетом и что предстоит сделать.

— Расходы велики, — говорит он в своем монологе. — Велика и усталость.

И хотя доктор Эскивел очень осторожен в выражениях, начав разговор, он с легкостью переходит от темы к теме. Останавливается на мелочах — приведении в порядок улиц, указывает на необходимость приобретения недвижимости, хвалит новый въезд и выезд из поселка, говорит о статьях расходов на канализацию.

— Наконец, — говорит он, — в нашем районе, таком бедном…

Прямо перед ним, приложив ладонь к уху, стоит Асдрубал Камашо и 45 интересом, не спуская глаз смотрит на него поверх очков, в то время как Элиас Собрал, натянув шляпу по самые уши, выказывает явное безразличие. Чуть в стороне — сержант Жил. Он старается держаться как можно скромнее, хотя его рост, тучность и вздувшаяся в воротнике форменной одежды шея всем бросаются в глаза.