Карлос Оливейра - Современная португальская повесть

Пробиваясь сквозь тучи, солнце бросает свои лучи на поля и тянущиеся от площади вниз по склону ряды домов, крытых красной черепицей, чисто вымытой последними дождями и теперь поблескивающей.

Из церкви, скрестив на животе руки, выходит падре Макарио и, улыбаясь, направляется к собравшимся.

— Дивный зимний день!..

— Да, чуть студеный, — спешит вставить Эскивел, — но настоящий, воскресный. Хорошо!

Медлительный падре Макарио окидывает взглядом темно-зеленые озимые всходы, опрятные дома и улицы поселка, народ, медлительный, степенный, покидающий церковный двор. Все вокруг вызывает приятные чувства. Однако лицо председателя муниципалитета вдруг мрачнеет, становится грозным.

— Но есть недовольные. Есть, падре Макарио, критикующие.

Неожиданная перемена вызывает у присутствующих настороженность.

— Знаете, о чем я говорю вот им? — продолжает доктор Эскивел с явной суровостью. — Знаете? А вот о чем! Посмотрите, что делается за границей. Какая грустная картина… Всюду беспокойства, забастовки, мятежи, и все это еще неизвестно, к чему приведет! Вот так, сеньоры! На фоне этой анархии у нас мир, порядок, благополучие!

В знак согласия все покорно кивают головами. А падре Макарио благодарно воздевает руки к небу.

Сержант Жил с осторожностью приступает к делу. В общем-то случай заурядный, ничего особенного: наказать попытку оскорбления. И назидательный.

— Обычная история, — говорит он капралу Жанейро. — Всего неделю из тюрьмы, и вот тебе! Я вынужден нагнать страху на тех, кто распускается.

— Но, сержант Жил, Палма вызывает уважение. Он независим, молчалив…

Похоже, капрал Жанейро не все сказал, что хотел. На его морщинистом лице, с идущими от крыльев носа к углам рта глубокими складками, толстые губы не сходятся над лошадиными зубами. Он худой, серьезный, почти мрачный.

— Такие случаи, сержант… нет, не по нутру они мне. Я люблю верные дела, вот.

— Что вы хотите этим оказать, капрал?.. Делайте, что вам приказывают, и не суйте свой нос куда не следует!

Потеряв три дня на мелкие дознания, сержант Жил решил действовать. В сопровождении трех полицейских он с наступлением ночи появляется в лавке Миры.

Знакомые с подобными визитами, Жозе Инасио Мира и его жена делают вид, что оскорблены. И пока идет обыск, они демонстративно не покидают лавку. По долгу службы сержант осматривает каждое помещение, каждый угол, но, как и следовало ожидать, ничего не находит.

Теперь Жозе Инасио Мира позволяет себе с высокомерием и горечью заметить:

— Я ждал Вашего прихода. И могу поклясться, что вы, сержант, здесь по иной причине. Но моя-то в чем вина?

— Ждал? Не понимаю.

— Прекрасно понимаете. Только я ни сном ни духом не повинен в том, что произошло здесь, у дверей моей лавки, между Элиасом Собралом и Палмой.

— Кстати, насчет Палмы. Как у него дела с контрабандой? На вас ведь работает-то, а?

Лицо Жозе Инасио Миры разглаживается. Оттянув вниз губу, тем самым выражая презрение к возникшему подозрению, он вопросительно смотрит на жену. Лицо Франсиски принимает оскорбленное выражение.

— А, кончайте придуриваться! — говорит сержант. — Мне все известно! И больше, чем вы думаете.

Внимательно глядя друг на друга и хорошо понимая, что деться некуда, Жозе Инасио Мира и Франсиска продолжают отпираться.

В плохо освещенной лавке Миры козырек форменной фуражки сержанта Жила скрывает его глаза. Виден только крупный, красный, мясистый нос, бросающий тень на рот и срезанный подбородок.

— Вот что, Мира. Корона, Галрито и прочие меня не интересуют. Разве что подумываю: сойдет им это с рук или нет, там, в Испании? Но Палма — другое дело! Этого надо отвадить, этот негодяй что-то замышляет и кое-кому угрожает… Понятно?

— Чего ж тут не понять? Вот и я об этом…

Пальцы Жозе Инасио Миры перестают постукивать по ремню брюк. Теперь ему уже окончательно ясна цель визита. К нему лично этот визит не имеет никакого отношения. Тут все упирается во взаимоотношения Элиаса Собрала и Палмы.

— Конечно, это дело особое, — говорит он загадочно, стараясь достойным образом закончить спектакль, — но что касается меня, то это наговоры, сержант. Ведь подобные обвинения так просто не бросают. Они требуют доказательств. У меня дом, семья…

— И прочее другое, что нам известно… Продолжай! — Язвительно говорит сержант Жил, понизив голос. — Можешь быть спокоен. Ясно? Но в эти дела не лезь.

И так же неожиданно, как появился, сержант в сопровождении двух полицейских удаляется в сторону Алто-да-Лаже.

Полчаса спустя их встречает тусклый свет окон на холме Валмурадо. Осторожно со всех сторон обходят они лачугу. Подходят к двери и с шумом распахивают ее.

Паника охватывает сидящих у очага. Жулия и Аманда Карруска вскакивают. Ардила принимается лаять. И только Бенто остается ко всему безразличным. За упавшими на лицо волосами он ничего не видит.

С зажженным фонарем и пистолетом сержант Жил, кликнув сопровождающих его полицейских, заходит за перегородку.

— Где твой муж?

Бледнея от ужаса, Жулия смотрит ему в глаза. Все происходящее кажется ей невероятным, призрачным.

— Я спрашиваю тебя, где твой муж?

— Ушел! — кричит Аманда Карруска.

— Куда?

— Не знаем!

С дрожащими от злости губами старуха выходит вперед. Двое полицейских удерживают ее. Сержант Жил трясет Жулию за плечо.

— Лучше скажи, где он!

Аманде Карруска удается вырваться. Стремительно, всем телом она бросается на сержанта и отталкивает его от дочери.

— Если ты ее тронешь, мой зять убьет тебя, собака!

Потеряв равновесие, сержант Жил падает на стол. Фуражка летит на камни камина.

На фоне освещенной языками пламени стены четко вырисовывается маленькая сгорбленная фигура старухи с вскинутыми вверх руками и всклокоченными от ярости волосами. Ардила скалит зубы.

От неожиданности сержант Жил, стараясь приклеить к пылающей лысине жалкие пряди волос, проводит рукой по голове. Найдя фуражку, он надевает ее. Утратив спокойствие и чувствуя себя оскорбленным, сержант понимает, что арест Палмы срывается.

— Ну что ж, буду действовать по-иному, — цедит он сквозь зубы, беря за руку Жулию. — Пойдешь с нами!

— Я пойду! — ударяя себя кулаком в грудь, кричит Аманда Карруска. — Бери меня, забирай меня, если так тебе хочется.

Мутный взгляд Жила быстро скользит по старухе, избегает ее взгляда, испытывая неловкость при виде такой ненависти.

Закрывая лицо руками, Жулия пятится. Полицейские карабинами преграждают путь Аманде Карруска.

— Никуда она не пойдет, — визжит старуха, стараясь освободиться от полицейских. — Ишь бездельники. Чертовы бездельники!

Сержант Жил гонит Жулию к двери, хватает за руку и вытаскивает во двор.