Стефано Бенни - Девушка в тюрбане

В этот момент из-за кованой решетки показалась девушка. На ней были платье в горошек, туфельки с ремешком вокруг щиколотки и голубая вязаная кофта. Шла она быстро, видимо чтобы согреться от ходьбы; из-под платка выбивались густые светлые волосы. В руках она держала матерчатый чемоданчик и маленькую плетеную сумочку. Провожая ее взглядом, один из рабочих толкнул локтем своего зазевавшегося товарища. Равнодушно глядя в землю, девушка прошла в зал ожидания и прикрыла за собой дверь. В зале было пусто. Девушка сразу же направилась к большой чугунной печке, в надежде, что ее затопили. Но, пощупав, разочарованно отвела руку и положила на печку свои вещи. Сама села рядом, спрятав лицо в ладонях; плечи ее чуть заметно вздрагивали. Так она просидела долго, похоже плакала. У нее были красивые нежные черты лица, тонкие запястья и щиколотки. Потом она сняла платок, встряхнула пышными волосами. Окинула ищущим взглядом стены комнаты. На них висели полные угроз предписания оккупационных властей местным жителям и фотографии лиц, объявленных вне закона. Девушка затравленно огляделась, потом взяла сумку с печки и поставила на пол у ног, словно желая ее защитить. Поежилась, подняла воротник кофты. Руки все время двигались, что-то нервно теребили, явно не находя себе места.

Дверь распахнулась, вошел мужчина. Высокий, худой, в светлом плаще, перетянутом в талии поясом, и надвинутой на лоб фетровой шляпе. Девушка вскочила и прерывисто вскрикнула:

— Эдди!

Мужчина приложил палец к губам и двинулся ей навстречу. Улыбаясь, он заключил ее в объятия. Девушка прижалась головой к его груди.

— О, Эдди! — прошептала она, отрываясь наконец от него. — Эдди!

Мужчина потянул ее за руку, усаживая на скамью, подошел к дверям и украдкой выглянул наружу. Потом сел рядом с ней и вынул из кармана несколько сложенных листков.

— Вручишь их английскому майору, — сказал он. — Потом расскажу, как это надо сделать.

Девушка взяла листки и сунула их за вырез платья. Выглядела она испуганной, глаза были полны слез.

— А ты? — спросила она.

Он с досадой махнул рукой. Послышался грохот состава, и в застекленной двери замелькали товарные вагоны. Мужчина поглубже нахлобучил шляпу и прикрылся газетой.

— Пойди взгляни.

Девушка подошла к двери и окинула быстрым взглядом перрон.

— Товарный, сели двое рабочих — те, что ждали на скамейке.

— А немцы там есть?

— Нет.

Начальник станции дал свисток, и поезд тронулся. Девушка вернулась к мужчине, взяла его за руки.

— А ты? — повторила она.

Мужчина свернул газету и сунул ее в карман.

— Сейчас не время думать обо мне, — ответил он. — Ну-ка, расскажи мне программу ваших гастролей, только подробно.

— Завтра будем в Ницце, там выступаем три дня. В субботу и воскресенье — в Марселе, потом день в Монпелье и день в Нарбонне — в общем, по всему побережью.

— Он будет в Марселе в воскресенье, — сказал мужчина. — После спектакля к тебе в уборную придут поклонники. Принимай по одному. Многие принесут цветы; наверняка будут немецкие шпионы, но и наши люди тоже. Как бы то ни было, каждую записку читай в присутствии посетителя, потому что я не знаю, как выглядит человек, которому ты должна передать сведения.

Девушка внимательно слушала. Он умолк, чтобы закурить.

— Одна записка будет такая: «Fleurs pour une fleur» [56] Цветы — цветку (франц.). . Тому, кто ее принесет, отдашь документы, это и будет майор.

Звонок под навесом затрезвонил опять, и девушка взглянула на часы.

— С минуты на минуту придет поезд, и... Эдди, прошу тебя...

Мужчина не дал ей закончить:

— Расскажи-ка о спектакле, в воскресенье я попытаюсь его себе представить.

— Участвуют все девушки труппы, — безразлично бросила она. — Каждая изображает какую-нибудь актрису — современную или прошлых лет, вот и все.

— А называется как? — с улыбкой спросил он.

— «Синема — синема».

— Неплохо.

— Что ты, кошмар! — убежденно сказала она. — Танцы ставил Саверио, представляешь, мне приходится танцевать в платье, на которое я все время наступаю, я — Франческа Бертини.

— Смотри не упади, — шутливо заметил он, — для великой трагической актрисы это непростительно.

Девушка снова закрыла лицо руками и заплакала. Слезы сделали ее еще красивее.

— Поедем вместе, Эдди, прошу тебя, ну поедем, — прошептала она.

Мужчина с нежностью вытер ей щеки, но голос его стал суровым: казалось, он борется с сильным искушением.

— Перестань, Эльза, — сказал он, — постарайся вникнуть в обстановку. — Потом шутливо добавил: — Интересно, в каком виде бы я поехал — в балетной пачке и в белокуром парике?

Звонок под навесом умолк. Вдали послышался стук колес. Мужчина поднялся, сунул руки в карманы.

— Я провожу тебя до вагона.

Девушка решительно покачала головой.

— Не надо, это опасно.

— Все равно провожу.

— Ну пожалуйста, прошу тебя.

— И вот еще что, — сказал он, направляясь к двери, — говорят, этот майор — донжуан, так что не слишком ему улыбайся.

Девушка взглянула на него с мольбой.

— О, Эдди! — воскликнула она голосом, полным муки, и подставила ему губы.

Мужчина секунду помедлил, не решаясь ее поцеловать. Потом запечатлел на щеке девушки почти отеческий поцелуй.

— Стоп! — крикнула ассистентша. — Стоп, камера!

— Не то! — загремел в мегафон голос режиссера. — Конец придется переснять.

Режиссер был молодой бородач с длинным шарфом на шее. Он слез с подвижного сиденья на операторском кране и направился к ним.

— Не пойдет, — недовольно пропыхтел он. — Нужен страстный поцелуй, как в немом кино и как в нашем первом фильме. — Показывая, он обхватил актрису левой рукой, так, что она выгнулась назад. — Наклонитесь над ней и целуйте со всей страстью, — сказал он актеру. Потом, обращаясь ко всем остальным, крикнул: — Перерыв!

Съемочная группа столпилась в маленьком пристанционном кафе, осаждая стойку. Она растерянно остановилась в дверях, а он исчез в толпе. Вскоре он появился вновь, с трудом удерживая две чашечки кофе с молоком, и кивком указал ей на выход. За павильончиком обнаружился увитый виноградом грязноватый дворик, служивший также складским помещением бара. Там были свалены ящики из-под бутылок и старые колченогие стулья. Они выбрали себе три стула, приспособив один под столик.

— Ну вот уже и конец, — произнес он.

— Он хочет, чтобы финальная сцена снималась непременно последней, — заметила она. — Почему — непонятно.

Он покачал головой.

— Из новомодных , — сказал он, подчеркивая это слово. — Точно воспитывался в «Кайе дю синема» [57] Журнал, в котором в качестве кинокритиков начинали будущие режиссеры — представители направления «новой волны» во французском кино. . Не обожгись, кофе очень горячий.