Стефано Бенни - Девушка в тюрбане

Девушки зааплодировали, один солдат присвистнул. Шутливо поклонившись, Коринна направилась к фонтанчику у ограды. Пальцем смочила виски, внимательно оглядев дорогу, потом вместе с остальными девушками вернулась к вагону. — Auf Wiedersehen, дорогие! — крикнула она солдатам с подножки. — Мы уезжаем, у нас впереди турне!

Эльза, ожидавшая в коридоре, порывисто обняла ее.

— Коринна, ты ангел, — сказала она, целуя подругу.

— Да ладно, — вздохнула Коринна и расплакалась как ребенок.

Подойдя к поезду, солдаты стали переговариваться с девушками, один из них знал несколько слов по-итальянски. Тут послышался шум мотора, и из ворот выехал черный автомобиль; он промчался по всей платформе и остановился в голове состава, у первого вагона. Девушки высунулись посмотреть, что происходит, но путь был слегка изогнут, и видно было плохо. Эдди, якобы погруженный в чтение газеты, не пошевелился.

— Девочки, что там такое? — с деланным равнодушием спросила Эльза, укладывая на сетку вещи.

— Да ничего, — отозвалась одна из девушек, — какой-то новый пассажир, должно быть, важная птица, но в штатском, сел в первый вагон.

— Один? — спросила Эльза.

— Вроде бы да, — ответила девушка. — А солдаты стали «смирно», в вагон не садятся.

Эльза высунулась посмотреть. Солдаты развернулись кругом и зашагали по дороге, ведущей в поселок. Появился начальник станции, он волочил по земле флажок, уставясь на свои башмаки.

— Поехали, — проговорил он с видом человека осведомленного и взмахнул флажком.

Паровоз дал гудок. Девушки расселись в купе. Одна Эльза осталась стоять у окошка. Волосы ее были зачесаны назад, глаза блестели. И тут Эдди встал и подошел к окну.

— Прощай, Эдди, — прошептала Эльза, протягивая ему руку.

— Увидимся в другом фильме? — спросил он.

— Что он несет? — завопил за его спиной режиссер. — Что он такое понес?!

— Остановить? — спросила ассистентша.

— Да нет, — ответил режиссер, — все равно мы его дублируем. — И крикнул в мегафон: — Ну, пошли, поезд отходит, прибавляйте шаг, следуйте за вагоном, протяните ей руку!

Поезд тронулся, Эдди послушно двинулся следом — все быстрей и быстрей, пока хватало сил, но поезд набрал скорость и свернул на стрелке. Эдди остановился, сделал еще несколько шагов вперед, потом закурил и медленно пошел на камеру. Режиссер жестами задавал ритм его шагам, как будто вел его на невидимых нитях.

— Пусть со мной случится инфаркт, ну пожалуйста! — умоляюще произнес Эдди.

— Что-что? — не понял режиссер.

— Инфаркт, — повторил Эдди. — Вот здесь, на этой скамейке. Вот смотрите — я обессиленно опускаюсь на скамью и подношу руку к груди, как доктор Живаго. Ну давайте я умру, а?

Ассистентша глядела на режиссера, ожидая указаний остановить съемку. Но режиссер жестом показал, что он все это вырежет, и велел продолжать.

— Какой инфаркт, — ответил он, — с таким-то лицом! Ну, шляпу на лоб, как у Эдди, одумайтесь, не вынуждайте меня переснимать. — Он подал знак рабочим включать насосы. — Ну, давайте, — подзадоривал он, — начинается дождь, вы — Эдди, слышите, Эдди, а не сентиментальный влюбленный... руки в карманы, плечи чуть вниз, вот то, что надо, идете на нас... сигарета висит на губе... отлично... глаза в землю. — Он повернулся к оператору и крикнул: — Пошла назад камера, снимаем с отъезда, камера, назад!

1. Когда Мария до Кармо Менезес ди Сикейра умерла, я смотрел в музее Прадо на «Менин» Веласкеса. Был июльский полдень, и я не знал, что она умирает. Простояв перед картиной до четверти первого, я медленно вышел, стараясь удержать в памяти выражение лица того, кто в глубине, так как вспомнил слова Марии до Кармо: ключ к «Менинам» — фигура на заднем плане, эта картина — перевертыш; пройдя через парк, я сел в автобус, доехал до Пуэрта дель Соль, пообедал в гостинице холодным gazpacho [61] Вид тюри. и фруктами, потом прилег в своем затененном номере, пережидая полуденный зной. Около пяти меня разбудил телефон, даже не разбудил, а вывел из забытья, снаружи гудели машины, в номере — кондиционер, а мне чудилось, что это мотор небольшого голубого буксира, который в сумерках переплывает устье Тежо, а мы глядим на него с Марией до Кармо. Вызывает Лисабон, сообщила телефонистка, легкий электрический разряд (сработал коммутатор), и ровный, низкий мужской голос, уточнив мое имя, произнес: говорит Нуно Менезес ди Сикейра, в полдень умерла Мария до Кармо, похороны завтра в семнадцать ноль-ноль, я позвонил вам, исполняя ее волю. В трубке щелкнуло, алло, алло, проговорил я, там повесили трубку, сеньор, объяснила телефонистка, и связь прервалась. Я выехал в полночь на «Лузитания-экспресс». Взял только чемоданчик с самым необходимым и попросил портье забронировать мой номер на два дня. На вокзале в этот час было почти пусто. Меня, с моим билетом без плацкарты, начальник поезда отправил в последний вагон, в купе, где уже храпел какой-то толстяк. Я смиренно приготовился к бессонной ночи, однако крепко проспал почти до самой Талаверы-де-ла-Рейны. А после неподвижно лежал без сна, глядя в темное окно на покрытые мраком пустоши Эстремадуры. У меня было еще много времени, чтобы подумать о Марии до Кармо.

2. La saudade [62] Тоска (португ.). , говорила Мария до Кармо, — это не просто слово, это категория духа, и доступна она лишь португальцам, раз они придумали для нее такое название, это великий поэт сказал. И она начинала рассуждать о Фернандо Песоа [63] Выдающийся португальский поэт Фернандо Песоа (1888–1935) публиковался как под своим именем, так и под именами вымышленных им двойников, в числе которых — поэт Алваро ди Кампос и прозаик Бернардо Соарес. Каждый из гетеронимов Песоа обладал собственными биографией, мировоззрением, темпераментом, стилем. Основные темы творчества зрелого Песоа — расщепление «я», неразгаданность тайны мира, тоска по детству, поиски Абсолюта. . Я заходил за ней домой, на Руа дас Шагас, около шести, она поджидала у окна и, завидев меня на площади Камоэнса, отворяла тяжелую дверь, и мы отправлялись к порту, вниз, по Руа дос Фанкейрос и Руа дос Дурадорес, идем его дорогой, замечала она, это были любимые места Бернардо Соареса, младшего счетовода из Лисабона, полудвойника, если можно так выразиться, вон в той цирюльне сочинял он свою метафизику. Байшу [64] Аристократический квартал Лисабона. наводняла торопливая шумная толпа, закрывались конторы пароходств и торговых компаний, на трамвайных остановках выстраивались длинные очереди, зазывно кричали чистильщики и разносчики газет. Мы пробирались сквозь людскую толщу на Руа ди Прата, пересекали Руа да Консейсан и спускались к светлой и печальной Террейро до Пасо, откуда отчаливали на другой берег Тежо первые битком набитые паромы. А вот это уже район Алваро ди Кампоса, говорила Мария до Кармо, всего несколько улиц — и мы перешли от одного двойника к другому.