Поль Фурнель - Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы

Раньше я гнал на первых перевалах, — хорошо было с утра подниматься одному впереди всех, — чтобы служить ему опорой в тот момент, когда он начинал победный спурт. Теперь все поменялось, мы работаем по схеме Меркса: тащимся по равнине, играем, как можем, на переключении скоростей, чтобы к подъему вымотать насмерть спекшихся гримперов. А там уже самые сильные будут сами разбираться. Мы же лезем вверх со своей болью в ногах до отметки две тысячи метров над уровнем моря. Ляжки у меня как из дерева.

Во время Тур де Франс остается мало времени, чтобы думать о женщинах. Мы заняты делом, а перерывы выпадают не очень часто. Когда она на меня так посмотрела, у меня возникло ощущение, что она — Рита и совсем голая. Если Рэймон выиграет Тур, хозяин пообещал отвезти нас в «Crazy Horse».

Я доеду до финишной линии, слезу с этого чертового драндулета, сниму туклипсы — с упорами для педалей не очень-то походишь. Спрошу, как проехал Ивон. Секундант положит мне руку на плечо, даст воды. Жандармы освободят нам проход до барьеров: каждый вечер они готовят для нас узкий коридор до санитарного фургона, где мы проходим тест на допинг. Там, поднявшись на вторую ступеньку и встав на цыпочки, я смогу посмотреть поверх голов. Она подойдет поближе к линии, чтобы увидеть подиум и девчонок, которые подносят букеты цветов — возможно, она сама будет дарить цветы.

Меня отведут вглубь фургона, и там я должен буду пописать. После восьми часов в седле, сделать это не всегда просто. Секундант снова положит мне руку на плечо: надо доплестись до гостиницы, дождаться душа, дождаться массажа. Марсель (обычно гостиничный номер мы делим с ним), перед тем, как лечь на кровать и расслабиться, снимет рейтузы и — как всегда — потрясет ляжками, чтобы меня насмешить. Он вытянет ноги и руки с четкими границами загара. Он скажет, что этап был тяжелым из-за жары и расстояния в двести сорок семь километров. Он будет ругать Ивона и мысленно сводить с ним счеты. Какое-то время я тоже буду лежать и фантазировать. Например, о том, как гонщик-велосипедист бросает группу ради стриптизерши. И тут войдет руководитель команды, состроит выражение «ни рыба, ни мясо» и скажет, что в завтрашнем гите он, вообще-то, собирался спустить нас на тормозах, но, к сожалению, — поскольку сегодня Ивон пришел только третьим — нам придется поднажать, если мы хотим сохранить желтые майки в командном первенстве и премиальные в 750 франков.

Марсель начнет протестовать, скажет, что у него боль в колене и затвердение ягодичных мышц. Я почешу в паху и скорчу гримасу. Тренер пожмет плечами в знак того, что он здесь ни при чем, и пойдет объявлять приятную новость остальным...

Завтра в половине двенадцатого, когда стартует классификация, я уже буду гнать вовсю вверх к перевалу д’Эз.

Стояла жуткая ноябрьская стужа. В капюшоне, в перчатках, бегун гнал перед собой облачко морозного пара. Он бежал размашисто, размеренно, едва пружиня, по твердой земле. Его щеки тряслись. Его взгляд терялся в пролеске, чуть встревоженный, чуть напряженный. Он бежал уже двадцать третий километр своего утреннего кросса.

Долгое время он бегал каждый день, чтобы выполнить программу тренировок, выстроить себя в усилии, научиться понимать свое тело и подготовиться к важным спортивным встречам; на ближайшее будущее он не ставил перед собой никаких целей, если не считать правильной работы мышц и размеренного сердцебиения. Теперь он уже знал, что все изменилось, что он искал что-то более конкретное, и этим была усталость, его давняя усталость. Теперь он уже не сомневался в том, что у него ее похитили, и все чаще шептал самому себе — в такт бегу — имена похитителей. Когда-нибудь он прокричит их во весь голос.

Однажды утром, за три зимы до того, к нему на тренировку пришел один человек. Человек был толстый, и пальто у него было толстое. Незнакомец объяснил ему, что уже давно следит за его успехами и что, если спортсмен не против, он сделает из него чемпиона. Незнакомец был антрепренером, помощником мэра по вопросам спорта в своем городе и президентом атлетического клуба, человеком влиятельным, которому — как подумалось бегуну — так просто не отказывают.

Он подписал контракт, и другие люди, тоже в толстых пальто, пришли на стадион, посмотреть, как он бежит. Они подолгу стояли за цементным парапетом и, не двигаясь, за ним наблюдали. Это были тренер, врач, массажист и еще один человек, которого называли «доктор» и который был не просто доктором.

Они разработали для него специальную программу: в два раза больше километраж, рваный бег каждый день, витамины, в зимнее время инъекции, прекращаемые ровно за шесть недель до соревнований, инъекции в летнее время, порошки до, порошки после, обильное питье, калорийная пища и работа в мэрии в качестве садовника. Вся его садовническая деятельность заключалась в том, чтобы шиповками дырявить аллеи местного парка.

За один сезон он набрал четыре килограмма и, не моргнув, выдержал сверхдозу дополнительных тренировок. Он начал все выигрывать. Он следовал своей программе буквально, и все для него становилось легким. Он выигрывал.

От того времени у него осталось много фотографий, на которых он был снят с президентом клуба на финишной черте. Их даже пригласили в прямой эфир на канал «Теле-Спорт», и он сохранил видеокассету с записанной передачей. В журнале «Силовая диета» доктор раскрыл секреты его питательного рациона. Он научился улыбаться естественно перед фотографами и не заикаться в микрофон каждый раз, когда ему надо было сказать, что он очень рад одержанной победе. Ему даже представилась возможность публично поблагодарить своих родителей, президента своего клуба и своих тренеров. А потом речь зашла о том, что президент клуба станет мэром и возьмет его в советники.

Именно в этот момент произошел тот дурацкий забег в Ницце, один из последних в сезоне. К концу августа — в отличие от предыдущих лет — он чувствовал себя в прекрасной форме: ни болей, ни судорог. За два дня до окончания соревнований он не рассчитал рывок и упал. Какое-то время он смотрел на свою болтающуюся ступню, а потом завопил от боли.

Можно сделать более мощными мышцы, но не связки. Связки растягиваются, рвутся. Несколько часов его успокаивали в больнице, затем его прооперировали и провели курс реабилитации, после чего он, медленно отходя, снова начал бегать.

Но он уже был один.

Несмотря на возобновление тренировок, пробежек и инъекций, он бежал медленно и не понимал. Он проигрывал. Тренер беспрестанно совершенствовал его программу, доктор увеличивал дозы, он отлично себя чувствовал, но каждый раз не дотягивал несколько секунд до своих прежних результатов. А президент клуба уже себе присмотрел одного весьма перспективного паренька.