Кемаль Бильбашар - Турецкая романтическая повесть

Дверь медленно отворилась. Хасан вошел. Все в кофейне застыли, глядя на него. Почуяв что-то неладное, Мастан оторвал взгляд от пепельницы и поднял голову. Хасан стоял прямо перед ним и медленно наводил на него дуло ружья.

— Что это ты, дорогой? — вскочил Мастан.

Хасан ногой подвинул к себе стоявший сзади него стул и сел.

— Ну, теперь поговорим.

Мастан не шелохнулся. Он уже смекнул, что дело принимает серьезный оборот, и опыт старого волка, которому не раз удавалось обманывать охотника, подсказал ему, что главное сейчас — хладнокровие и спокойствие.

— Поговорим, друг мой, — ответил он. — Люди понимают друг друга, разговаривая [99] Вторая часть пословицы: «Звери понимают друг друга, обнюхиваясь, а люди понимают друг друга, разговаривая». .

— Скажи, — начал Хасан, — разве наша деревня по наследству тебе досталась?

Мастан молчал.

— Скажи, — продолжал Хасан, — у тебя еще осталась хоть капля совести?

Мастан продолжал невозмутимо молчать, будто и не было перед ним опасного ружейного дула.

— Аллах нам всего понемногу дал, послал нам испытания, чтобы мы не зарились на чужое добро. А ты у своего ближнего землю отнимаешь. В народе говорят: лежачего не бьют. А ты бьешь только лежачих. Теперь слушай мое слово.

Мастан насторожился.

— Дай караахметлийцам год. Пусть народ соберет еще один урожай. Тогда ты получишь свой долг.

— Да ты соображаешь?! — не выдержал Мастан.

— Конечно, соображаю. Аллах на небе видит, как ты людей целыми семьями по миру пускаешь.

Хасан замолчал. Мастан ни слова в ответ.

— Возьми бумагу, — в гробовой тишине скомандовал Хасан.

Мастан мешкал. По лицу его было видно, что он обдумывает ситуацию. Почесал лоб, сорвал с головы кепку, швырнул ее на стол.

— Возьми бумагу, — повторил Хасан, — и пиши, что продлеваешь договор на год…

В ответ опять последовало молчание. Хасан угрожающе повел стволом ружья.

— Напишешь?

Одной рукой он вынул из кармана бумагу. Сердер Осман взял ее и передал Мастану.

— Что писать-то? — глухо спросил тот, доставая ручку.

— Пиши: «Сулейман Оджак, Вели Думлу, Хасан…» Как его фамилия?

— Чакмак, — подсказал Сердер Осман.

Хасан продиктовал имена и фамилии всех, у кого была конфискована земля.

— Теперь так пиши: «Если вышеуказанные люди в течение года выплатят стоимость своих конфискованных полей, то они получат обратно документы, подтверждающие их право на владение этими полями». Ставь подпись.

Мастан расписался.

— Еще палец оттисни на всякий случай.

Люди вокруг заулыбались. Мастан помазал чернилами кончик пальца и нажал им на бумагу рядом с подписью. Сердер Осман протянул бумагу Хасану. Тот молча сложил ее, сунул в карман, вскинул ружье на плечо и, ни на кого не глядя, вышел из кофейни.

— Разбойник! — плюнул на пол Мастан. — Эх, недаром говорят, груша падает под грушевое дерево! Чего еще ждать от разбойничьего племени? Бандиты!

Между тем кофейня заходила ходуном. Людей как живой водой сбрызнули. Смех и шутки сыпались со всех сторон. Караахметлиец обрел наконец свое прежнее лицо.

С тех пор Хасана без ружья никто не видел. Оно будто приклеилось к его спине. Казалось, он и спит с этим ружьем. О его храбрости восторженно говорили повсюду. Только и слышалось: «Хасан!», «Лев Хасан». Один вид его фигуры с ружьем за плечами вселял уверенность в сердца односельчан и прогонял страх. «Пока Хасан с нами…» — шептали они друг другу.

Мастан из дому и носа не казал. Выйдет иногда под вечер пройтись — и обратно. У самого вид озабоченный — небось, что-то прикидывает в уме, новые паучьи сети плетет.

Трудно было крестьянам смыть с души этот горький осадок страха и тревоги за завтрашний день. И не мудрено. Ведь этот осадок накапливался годами. Но теперь никто уже не высказывал вслух своих опасений. Их заглушали заклинанием: «Пока Хасан с нами…»

Но Мастан еще рядом — этот подлый, бездушный лихоимец, наказание аллаха! Он еще сыграет свою шутку и с Хасаном и с Караахметли. Эти мысли порождали новые тревоги, сгоняли радость с крестьянских лиц.

Опять повадился Хасан ходить к своему роднику. Сидит под деревом, размышляет о чем-то.

Вот и сейчас, сидя под тутой, он задумался о матери. Ей лучше с каждым днем. Через недельку совсем поднимется. Тогда они смогут уехать отсюда. Хасан поднял голову, устремил взгляд в туманную даль. Они уедут далеко-далеко. И никогда сюда не вернутся… может быть. Трудно, наверное, будет забыть все это. Забыть родную деревню Караахметли, где он родился и вырос, где провел самые лучшие и самые горькие дни своей жизни. Над головой его поют птицы. Родные караахметлийские птицы! Рядом тихо журчат струи родного Булака. Хасан стянул с плеча ружье и улегся на землю, пахнущую прелой сыростью. Необыкновенное умиротворение охватило его. Значит, осталась неделя. Неделя — и он заживет вместе с Алие и матерью, не думая о Мастане. Только бы мать скорей вставала на ноги! Хасан прикрыл глаза. Так лучше ощущалось на лице прохладное прикосновение ветерка.

Внизу мелькнула тень. Бесшумно и осторожно заскользила вдоль дороги, медленно, будто под тяжестью огромного груза, приближаясь к Хасану. Мастан!.. Оттуда, снизу, ему видна была только голова Хасана — тело скрыто за каменной кладкой, ограждавшей родник. Беспокойные злобные глазки Мастана неотрывно следили за этой головой. Открой Хасан глаза — Мастан мгновенно скроется. Щелки между веками Хасана совсем маленькие. Вот уже нет щелок, только две темные линии сомкнувшихся ресниц. Одна секунда, всего одна секунда! Над головой Хасана нависло дуло пистолета — известного на всю округу пистолета с серебряной рукояткой!

— Хасан!

Юноша раскрыл глаза, приподнялся на локте. Весь мир заслонила черная тень.

— Отдай бумагу! — приказал Мастан. — Отдай бумагу, которую ты силой заставил меня написать.

Ствол пистолета слегка покачивался из стороны в сторону. Видно, Мастан здорово трусит, собственного пистолета боится. Хасан оправился от смятения.

— А если не отдам?

— Отдай! — Голос Мастана звучал почти мольбой, но пистолет больше не дрожал.

Дело не шуточное.

— А если не отдам? — повторил Хасан, медленно поднимаясь с земли.

Рука с пистолетом опять часто задрожала.

— Не отдам — и все!

— Не дай пролить кровь, верни бумагу. — Пистолет опять прекратил свою пляску.

Хасан рванулся и одним прыжком очутился за деревом. В тот же момент грянул выстрел. Ружье Хасана лежало на земле. Он нащупал ногой ремень и потянул его к себе. Мастан выстрелил еще раз. Хасан успел подтянуть к себе ружье, но в ногу попала пуля. Все-таки ему очень везло. Ружье заряжено, руки целы. Он осторожно выдвинул плечо из-за дерева, Выстрел! Хасан свалился под дерево, но тут же опять выпрямился и нажал курок. Мастан поднялся из укрытия во весь рост, зашатался и рухнул на землю.