Мари-Клер Бле - Современная канадская повесть

Очнувшись, Андре обнаружил, что трясется в кузове грузовика в компании каких-то людей. Голова то и дело беспомощно валилась на грудь. Шея ныла так, будто ее переломили, он был зажат с обеих сторон двумя недавними собутыльниками, которые затеяли спор по машинной части. Тот, кто пригласил Андре выпить, сидел за рулем, вел грузовик по ухабистому проселку.

— Плохо мне, — выдохнул Андре.

Грузовик остановился. Андре полез через своих соседей, распахнул дверцу, высунулся наружу, его вырвало. Дождь продолжал лить.

Пива перебрал! Господи, сколько же в меня вошло! Понятно теперь, где ж ему там уместиться…

Облегчившись, он снова полез в глубь кузова. Водитель грузовика даже не оглянулся. Завел мотор, и машина поползла по размытой дождем дороге.

Наконец выкатили на какое-то поле, посреди которого стояли жилые автоприцепы, обшитые жестью, несколько экскаваторов мокло под дождем.

Водитель выбрался из кабины со словами:

— Давай, ребята! Кончен бал. Пора баиньки.

Его спутники высыпали из кузова. Протрезвев, стряхнув сон, Андре пошел следом за ними в автоприцеп, стал в дверях, дрожа от холода, глядя, как остальные ныряли в койки.

Красномордый, моргая, застыл со спущенными штанами на краю своей койки, уставившись на Андре, словно видел его впервые в жизни.

— А ты, черт побери, как сюда попал?

— Не знаю. Не помню…

Человек обмяк, опустив руки, вид у него был такой, — будто на нем целый день воду возили.

— Ну ладно, шут с тобой, — выдохнул он и ткнул пальцем в пустую койку. — Скотти у нас где-то откололся. Полезай в его спальный мешок, утром разберемся.

Андре, как мог, развесил мокрую одежду, потом плюхнулся в чужую постель, от которой пахло патом и лосьоном для бритья.

Проснулся он от шарканья ног, табачного дыма я приглушенных голосов. Открыл глаза. Четверо сидели за столом, резались в карты. За окном потоками лил дождь. Андре потянулся, сел. Один из картежников поднял на него глаза.

— Привет! Как здоровьице?

— Голова трещит.

— Еще бы не трещать, сколько пива вчера принял. — Парень добродушно осклабился. — Сходи до ветра, а потом дуй на кухню. Мы Саре велели, чтоб поесть тебе оставила.

Андре выбрался из койки, принялся натягивать одежду.

— А где… Как мне до города добраться?

— Повезло тебе, — сказал Красномордый. — Дождь хлещет, значит, работы нет. Поешь, я тебя отвезу.

Выйдя во двор, Андре огляделся. Под дождем мокли пара бульдозеров, уложенные штабелями секции канализационных труб, кругом навалены груды досок, горы желто-серой земли.

Направившись к кабинке-уборной, Андре вспомнил про деньги, что взял вчера вечером из ящика комода, однако, пошарив по карманам, ничего кроме свалявшихся обрывков нитки там не обнаружил. Вынул, уныло уставился на них. К автоприцепу, где, как сказали Андре, находилась кухня, двинулся неуверенно, однако голод взял свое. Войдя, Андре увидел женщину средних лет с выпирающим из-под грязного фартука животом, она мыла за столом в миске посуду.

— Возьми себе там в печке и по-быстрому, понял? — пробурчала она. — Уж обед скоро.

Блины ссохлись и стали как подметка, колбаса подгорела, но Андре подобрал все до последней крошки. Встал, отнес Саре грязную посуду. Та, не глядя на него, уставилась в окно, вытянув шею.

— Старик явился.

— Какой старик?

— Старый Сэндон. Хозяин здешний, — она рассмеялась. — Ишь, ругается на чем свет стоит. Дождь хлещет, а эти расселись по углам, никто носа не кажет.

Андре подошел, стал у нее за спиной, посмотрел, куда глядела Сара. Посреди двора стоял высокий старик в замызганном костюмишке. Весь какой-то серый: серый костюмчик, землисто-серое лицо, сизо-серая щетина на подбородке. Губы на желчном лице беспрестанно шевелились.

— Точно, ругается. Ты погляди! — восторгалась Сара.

Сэндон двинулся в сторону кухни.

— Ой! Идет кофе пить, сейчас меня так расчехвостит… — Она отпрянула от окна, обернулась к Андре, выпучив глаза от страха. — Господи! Куда ж мне тебя девать?

— Зачем девать?

— Сэндон велит гнать всяких проходимцев. Если узнает, что Красномордый тебя привез, мигом его турнет. — Сара вырвала тарелку и нож с вилкой из рук Андре, кинула в миску с водой. — Садись. Ты, значит, зашел минут пять назад, понял? — Она зачерпнула чашкой кофе из кастрюльки на плите и поставила перед Андре, выговаривая певуче:

— Пожалте, мистер Сэндон! Кофе с пылу с жару.

Сэндон вошел в кухню, остановился, держась одной рукой за дверь, другой в это время красноречиво размахивая в такт своим словам:

— Нет, ты посмотри, как хлещет, а? Прямо жуть! Льет так, словно с весны и до холодов будет шпарить не переставая. Ну как теперь, в эдакую погоду? Ей-богу, не знаю! Вот, помнится, в двадцать седьмом… — он запнулся, заметив Андре.

— Тут паренек работу ищет, — вставила Сара. — Я знаю, что вот-вот вы должны подойти, решила, дам ему кофе, пусть подождет.

Какую еще работу? Кто ее, черт побери, просил?.. Хотя… почему бы нет? Вот именно! К дьяволу Долли, к дьяволу институт.

— Работу, говоришь? — Сэндон, сжав губы и прищурившись, оглядел Андре с головы до ног. — У нас работы нет, правда… изгородь проволочную ты тянул когда?

— Было дело, парню одному помогал, дня два тянули.

— Я тут от города к западу участочек прикупил. Хочу для внуков парой лошадок обзавестись. Дейва от работы освобожу, поедешь с ним, участок огородите. Если тебе и впрямь работа нужна.

Колючая проволока… вот еще не хватало! Но денег, ни шиша, куда деваться…

— Жить-то у вас тут можно?

— Живи. За постой вычту из получки. Утром свезу вас двоих на участок, к вечеру обратно.

Сэндон ушел, и только тогда Андре стукнуло в голову, что позабыл спросить, сколько тот заплатит.

Назавтра к середине дня, после бесконечного бурения ям для столбов и вытаскивания оттуда тяжеленного, облепленного землей бура, натруженные спину и плечи сводило. Напарник Андре, Дейв, молодой, сильный, неразговорчивый парень, сам, как тот столб, что один за одним вгонял в землю, длинный и крепкий, работал, не давая продыху ни себе, ни Андре. Когда наконец в полдень Дейв провозгласил перекур, Андре плюхнулся наземь в тени под елкой, озабоченно осматривая мозоли на ладонях.

— Ух, чтоб тебя, выдохся! Уж не помню, когда так вкалывал… — Он поднял глаза на Дейва. Тот ухмылялся.

Да никогда я так сроду не вкалывал! Руками по крайней мере. Ишь, сукин сын, думает, я слабак. Попробовал бы, как я, в институте над задачками попотеть. Тогда б небось иначе заговорил… Черт, что же я наделал-то? Дурак паршивый! Может, взять да сказать старику Сэндону, чтоб отпустил, и — в Эдмонтон. Улажу с Долли, на занятия завтра пойду.

Сказать или не сказать? Опять ведь придется жить, как в застенке… при Долли… при ее поганом телевизоре… Нет уж, пусть лучше все руки в кровь собью.