Джон Марквэнд - Г. М. Пулэм, эсквайр

— Так звучит в час Коуза музыка Билли Бинго — нежная, мягкая, всепроникающая, как пена мыла Коуза, искрящаяся, как экстракт Коуза для ванны. Мы продолжаем…

— Биль, я бы попросил тебя выключить радио.

Если бы я чувствовал себя так же хорошо, как в тот момент, когда Биль вошел в комнату, то встал бы и выбросил приемник в окно. Все казалось мне каким-то ненастоящим — и оркестр Бинго, и Биль, и Мэрвин, и тот похожий на меня человек, за которого она вышла замуж.

Биль снова повернул ручку радио, убавив звук.

На пороге комнаты стояла Кэй, она смотрела на Биля и улыбалась. Я опасался, как бы Кэй не рассердилась, узнав, что я пил виски, но счастливое выражение ее лица не изменилось.

— Джазовая музыка всегда заставляет Гарри нервничать, — сказала она. — Биль, сделайте потише. Сколько стаканов виски вы выпили?

— Да это я от солнца красный. Можете спросить у Гарри.

По взгляду, брошенному Кэй на бутылку с виски (мне был знаком этот испытующий взгляд), я понял, что она старается определить, сколько выпил Биль. И вновь я с беспокойством ждал, что она сейчас вспылит, однако сделанное наблюдение, кажется, лишь позабавило ее.

— Пора одеваться, — сказала Кэй. — Уж поздно. Мы отправляемся в клуб на обед, а потом на танцы.

— Надеюсь, натанцуемся вволю, — отозвался Биль. — Я лично только этого и хочу.

— Если только вы не напьетесь раньше времени, — ответила Кэй.

— Тебе всегда нравилось танцевать с ней, Биль, правда?

— Ну же, Биль. Идите быстрее переодеваться.

— Иду, иду. Гарри, мы еще увидимся. Надеюсь, утром тебе станет гораздо лучше.

Он помахал рукой и вышел в холл, но и после того, как за ним закрылась дверь, мне казалось, что мы с Кэй не одни. Из радиоприемника едва слышно доносилась все та же джазовая музыка.

— Кэй, тебе не трудно выключить приемник?

— Конечно, пожалуйста. Элин принесет тебе горячее вино с желтком и несколько ломтиков подсушенного хлеба.

Кэй выключила радиоприемник, и в комнате внезапно стало поразительно тихо. Должно быть, я страшно устал, потому что был рад уходу Биля.

Пока ванна наполнялась водой, я слышал, как Кэй мурлыкала какую-то песенку. Меня часто удивляло, с каким удовольствием она отправлялась на различные вечеринки. Ее, видимо, никогда не покидала иллюзия, что рано или поздно с ней произойдет нечто интересное и волнующее. Потом я слышал, как она плескалась в ванне и как выходила из нее.

— Горячая вода какая-то ржавая, — крикнула она. — Совсем как чай.

Мои мысли о Биле стали отходить на задний план. Я еще раньше заметил, что с водой происходит неладное.

— В будущем году мы поставим медные трубы, — ответил я.

— Гарри! — снова крикнула Кэй. — Кто-нибудь проверял масло в моторе «паккарда»? Почему он так странно стучит?

Я постарался представить себе «паккард».

— Наверное, с одним из кулачков что-нибудь случилось. Над чем ты смеешься? Что ты нашла смешного в кулачке?

— Ты мастер придумывать самые нелепые названия. Только тебе одному они и понятны.

Кэй открыла дверь ванной и вышла, вытирая лицо полотенцем. Она была в одних трусиках. Загар на ногах, руках и плечах подчеркивал белизну ее кожи.

— Ты выглядишь так, будто только наполовину погружалась в эту ржавую воду, — улыбнулся я.

Кэй внимательно осмотрела себя в зеркале.

— Да, вид у меня действительно довольно нелепый. Мне и в голову не приходило.

Вообще-то ничего нелепого во внешности Кэй не было. Она выглядела гибкой и стройной, и появление детей никак не отразилось на ее фигуре. Она напоминала мне юную девушку, которая спешит на свидание.

— Не вижу ничего нелепого. Я не удивился бы, если бы ты выглядела по-иному, но ты осталась прежней.

Кэй открывала и закрывала ящики своего туалетного столика.

— Где, черт возьми, мои чулки? Ах, вот они.

Она присела на край своей постели и принялась осторожно натягивать чулки.

— Если на чулке спустится петля, я прямо взвою от досады.

Она подошла к туалетному столику и стала причесываться, заметив, что от морского воздуха волосы выглядят ужасно, хотя я ничего ужасного в них не заметил.

— Что, по-твоему, мне лучше надеть?

— Платье в полоску. Ты выглядишь в нем как конфетка.

— Нет, нет! Я надену зеленое платье и зеленые туфли.

Она вынула из гардероба зеленое платье и принялась натягивать его через голову.

— Послушай, разве ты не наденешь корсет и нижнюю юбку?

— С этим платьем мне ничего не нужно.

— Я только подумал, что тебе будет холодно или неудобно.

— Ты же знаешь, как жарко бывает на танцах. — Кэй уже искала губную помаду в ящичке столика. В зеркале я мог видеть, как она поджимает губы и наклоняет голову то в одну, то в другую сторону. Я помню, какой простенькой Кэй была в свои семнадцать лет и как с годами хорошела все больше и больше.

Закончив с губами и не переставая мурлыкать, Кэй принялась искать в верхнем ящичке свою зеленую сумку.

— Кэй, а я разговаривал с Билем.

Кэй перестала мурлыкать, и я услышал, как ветер шелестит занавесками окон.

— Как это понимать, что ты разговаривал с Билем?

— Пожалуй, я сглупил. Не знаю, как получилось, но я сказал ему, что мы с тобой счастливы. Не понимаю, что мне взбрело в голову, но когда я увидел Биля…

— Счастливы? — повторила Кэй. — Гарри, да разве…

— Я хотел сказать, что когда сложишь все — все, что мы с тобой пережили…

Кэй отвернулась и снова заглянула в ящичек стола.

— Не знаю почему, — отозвалась она наконец, — но иногда ты проявляешь удивительную самоуверенность. Вот идет Элин и несет тебе вино с яйцом. Она постелет мне в свободной комнате — я не хочу будить тебя ночью.

Кэй наклонилась и поцеловала меня в лоб.

Когда Элин открыла дверь, из холла донесся смех Джорджа и Глэдис, которым Биль рассказывал что-то забавное.

— Спокойной ночи, — сказала Кэй. — Биль ждет внизу,

В полдень на следующий день я ухитрился спуститься вниз, но чувствовал себя таким слабым, что ничем серьезным заняться не мог. В таком состоянии я провел и уикэнд. В воскресенье к нам собрались на завтрак гости, но я смотреть не мог на еду и вскоре должен был подняться наверх отдохнуть. Напрасно я пытался представить себе все случившееся в смешном свете, — в действительности меня крайне удручало мое состояние, я опасался, что Кэй сильно устанет, развлекая Биля несколько дней подряд. Правда, Кэй уверяла, что ничего не имеет против, но, как мне показалось вначале, она просто не хотела расстраивать меня, не хотела допустить, чтобы моя болезнь испортила Билю настроение. Однако когда я убедился, что они действительно с удовольствием проводят время вместе и не устают друг от друга, этот уикэнд начал мне нравиться. Никогда еще я не видел Биля в таком прекрасном настроении. Меня даже радовало, что его брак кончился разводом, потому что теперь он больше, чем когда-либо раньше, был членом нашей семьи, и все это напоминало мне добрые старые времена. Я посоветовал Билю приезжать к нам из Нью-Йорка при каждой возможности, в любое время, когда у него возникнут какие-нибудь неприятности или когда он почувствует одиночество. Биль не возражал. Всех нас связывали узы давней дружбы, но только теперь, казалось, мы в полной мере оценили всю ее прелесть и значение. Мы настолько хорошо знали друг друга, что могли обмениваться обычными среди старых друзей шуточками, и Биль отлично понимал, что именно во мне сердило или смешило Кэй. Они, например, смеялись, когда я пытался растолковать им, что такое кулачки, но это почему-то ничуть меня не раздражало. Мы обменивались всякими шутками, в которых другие не нашли бы ничего смешного. Помню, как Биль сказал мне, что я выгляжу так, будто прошел через многое.