Джон Марквэнд - Г. М. Пулэм, эсквайр

— Ты можешь повторить свои слова? — спросил он.

— Пожалуйста, хотя, кажется, я и так выразился ясно. В общем и целом, мы с Кэй всегда были счастливы.

— Хорошо, — мягко проговорил Биль. — Ты только скажи, в чем выражается ваше счастье.

Биля порой смешили вещи, в которых я не находил ничего смешного.

— Объяснить это не так-то просто. Представь, что ты взял много разных чисел, каждое из которых в отдельности ничего не значит, пока ты их не сложишь вместе.

— Я умолк, потому что не чувствовал желания разговаривать о нас с Кэй.

— Продолжай, — попросил Биль. — Так что же с числами? — Он начал улыбаться.

— Не понимаю, что тут смешного. Все, что делают двое — ну, хотя бы мы с Кэй, — постепенно увеличивает общий итог. Тут и детишки, и дом, и собака, и все наши знакомые, и все те случаи, когда мы бываем в гостях на званых обедах. Конечно, мы порой ссоримся, но когда вы складываете все вместе, общий итог получается не таким уж плохим, как можно было бы опасаться, если судить по отдельным слагаемым. Возможно, так живут и все остальные.

Биль налил себе виски. Он, видимо, хотел что-то сказать, но не сказал, продолжая смотреть на меня.

— Может быть, ты и прав, — произнес он наконец, — но говоришь ты, как сторонник «Оксфордской группы» [38] «Оксфордская группа» — организация «Моральное перевооружение», созданная в 1939 г. в Оксфорде реакционным американским проповедником Бухманом. .

— Да что ты! Извини, пожалуйста, Биль. Я не хотел разговаривать о себе и Кэй. Но я подумал об этом сегодня утром, когда она пудрила себе пос.

— Что? — переспросил Биль.

— Я думал об этом сегодня утром, когда Кэй, перед тем как отправиться с тобой на пляж, приводила себя в порядок перед зеркалом.

— Что за чертовщина! — воскликнул Биль и провел рукой по своим курчавым, все еще не тронутым сединой волосам. — Сколько сейчас времени?

Я взглянул на часы, стоявшие на столике рядом с кроватью.

— Две минуты седьмого.

— Да? У вас есть радио?

— Конечно. Вон, на столе. Хочешь послушать последние известия? Немцы вступают в Польшу.

— Последние известия? Ко всем чертям последние известия. Сейчас начнется передача, посвященная Коуза. Мы включили в нее Биля Бинго с его новым джаз-оркестром и Лэрри Лича в качестве нового конферансье. Я хочу послушать, что получится у этого плюгавого гомосексуалиста.

— Кто такой Биль Бинго?

— Ты не слыхал о Биле Бинго? Он пользуется такой популярностью, что мы платим ему пять тысяч долларов за тридцатиминутное выступление; у него куча угрей и дымчатые очки. Одну минуту. Вот он. Сейчас выступит Лэрри. Я сам составлял текст передачи.

Биль встал у радиоприемника и, зажав в одной руке стакан с виски, поднял другую, призывая к молчанию. Из приемника на фоне нежной музыки раздался медоточивый голос, заполнивший комнату:

— И вот вас снова приветствует Коузиландия.

— Так-то оно лучше, — буркнул Биль. — Без всякой назойливой рекламы мыла. Это подтверждают и отзывы слушателей. Только музыка из Коузиландии.

— А пока мы сидим и созерцаем закат, Биль Бинго и его мальчики сыграют для вас и передадут привет от фабрикантов мыла Коуза.

— Вот и вся реклама, — повернулся ко мне Биль. — И это привлекает слушателей. Лэрри обладает довольно своеобразным голосом, ты согласен?.. А вот и оркестр.

Комната внезапно заполнилась звуками жуткой музыки, которую Джордж называл «шедевральной».

— Сделай потише, Биль, — попросил я. — У меня звенит в ушах.

Покачиваясь в такт музыке, Биль убавил звук.

— Сейчас я выключу, — сказал он. — Да, спорить не приходится — этот парень Бинго знает толк в своем деле!

Он опять покрутил ручку приемника, и звук почти совсем исчез.

— Едва слышно, — сказал он, — а все равно действует.

— Биль, я не хотел говорить о себе и о Кэй. Тебе, наверное, казалось, что ты видишь перед собой проповедника.

— Ах, ты об этом! Совсем нет. Одну минуту. У меня мелькнула мысль.

Он начал тихо расхаживать взад и вперед перед моей кроватью.

— «Пожалуйста, сделай так, чтобы я и впредь оставался счастливым», — бормотал он. — Нет, не подходит. А что, если так: «Я хочу остаться женатым»?

— Что ты имеешь в виду, Биль? О чем ты говоришь?

— О серии радиопередач после того, как мы разделаемся с Бинго. Этот мозгляк при подписании нового контракта попытается содрать с нас еще тысячу долларов. «Я хочу остаться женатым» — серия пятнадцатиминутных скетчей, начинающихся в шесть часов, то есть как раз в то время, когда хозяйка подает обед… Проблемы семейной жизни… Музыка, голос: «Я хочу остаться женатым»… Другие голоса: «Я хочу остаться женатым». Затем сообщение: «Пятнадцать минут в театре Коуза. Мэй и Том в своей повседневной семейной жизни». Не ново, но уже кое-что.

— Ты хочешь сказать, что такие передачи будут устраиваться ежевечерне?

— Ну, не ежевечерне, а через вечер, чтобы разжечь нетерпение слушателей. Хорошенькая семейная ссора наверняка заинтересует их. «Я хочу остаться женатым» — это голос всей Америки, от Мэна до Калифорнии.

Биль, словно окутанный музыкой, вновь зашагал по комнате, медленно потирая затылок.

— Биль…

— «Я хочу остаться женатым», — тихо повторил. Биль. — Да, Гарри, что тебе?

Должно быть, музыка заставила меня подумать об этом, музыка и мир, которого я никогда не знал.

— Биль, весной прошлого года мне звонила Мэрвин Майлс. Она замужем за каким-то Рэнсомом из нашего выпуска. Я его не знаю. А ты?

Мне вдруг захотелось говорить только о Мэрвин, но Биль продолжал расхаживать по комнате.

— Да, да. Теперь я припоминаю. Она рассказывала, что звонила тебе.

— Биль, она, по-твоему, счастлива?

— Кто? Мэрвин? Во всяком случае, все идет, как ей хотелось.

— Рэнсом… Рэнсом… Не могу его вспомнить.

В то время я много думал о нем, пытаясь представить себе, как он выглядит и где они с Мэрвин встретились.

— О, Джон Рэнсом? У тебя нет оснований помнить его. Он и тогда-то был одним из тех богатых мальчиков, которым богатство разжижило мозги. Мэрвин неплохо живется с Джоном.

— Но что он собой представляет?

— Что он собой представляет? Простак. Например, он никогда не наденет «бандитку». Одну минуту. Я над этим не задумывался, но, знаешь, Рэнсом чем-то похож на тебя.

Биль стоял со стаканом в руке; его покрасневшее лицо блестело от загара; из приемника доносилась музыка — по-прежнему играл оркестр Бинго, и все это вызывало у меня настроение, в котором я и сам не мог разобраться. Мне хотелось, чтобы Биль продолжал говорить, но, он, казалось, думал совсем о другом.

— Подожди-ка, — сказал он, усиливая звук. — Сейчас должен выступить Лэрри с рекламой. Я хочу послушать. Вот начинается.

Музыка стихла, и я услыхал голос диктора: