Михаэль Эбмайер - Холодные ключи

— Хватит!

В дверях стояла женщина, маленькая, крепенькая, с чёрными кудряшками — явно мать Артёма. Те же нос, рот, подбородок. Сын положил рюкзак на кушетку и пренебрежительно махнул рукой. Противник застучал себя в грудь, по ордену, и начал было что–то доказывать, но маленькая женщина снова на него шикнула, и он ретировался.

— Добро пожаловать, — произнесла она, переводя взгляд с Блейеля на потолок. Приглашение выпить чаю он отклонил, хотя и она ему сразу понравилась, и буян скрылся — вероятно, отступил в другую комнату. Но Блейелю хотелось подумать в тишине. «Дорогу сам найду», уверил он, вручив Соне, переодевшейся в домашние сиреневые брюки клёш, деньги за поездку. Соне и матери он, кланяясь, пожал руку, Артёму кивнул — и вышел с чемоданом в подъезд, не понимая, что же разыгралось в квартире.

В гостинице «Анилин» ему не удалось продлить регистрацию больше, чем на семь дней. Его поселили в той же самой комнате. Лёжа на розовом покрывале и разглядывая картины — сахарную пустыню справа и космических динозавров слева, он подумал, гордо и растроганно, что теперь и в Сибири есть места, которые ему знакомы.

Время подумать в тишине. Стоял день, очень хотелось есть — но через несколько минут он уснул и проснулся наутро в одежде.

В столовой он съел весь завтрак, и сутулая повариха впервые одарила его улыбкой. И когда он отложил вилку и нож, то не мог вспомнить ни одного сна.

Это хорошо.

И ещё хорошо, даже очень — у него был номер телефона Ак Торгу. Жаль только, что чуда не произошло и за ночь он не овладел русским.

И ещё хуже, всю свою утреннюю уверенность он оставил в столовой. В комнате она испарилась напрочь. В расстройстве он застыл у разбросанной постели.

Что будет дальше?

Что ему делать?

Я здесь, я пришёл. Да, в этом нет сомнений, и это — хорошо и правильно, в этом тоже сомнений нет. Поцелуй. И ещё один поцелуй. Но что теперь? Он в Кемерово, она — в Мысках. Километрах, наверное, в двухстах. По сибирским меркам недалеко. Он знал её номер и еле сдерживался, чтобы не позвонить прямо сейчас. Но что он скажет? Привьет! When will we meet again? Where can I see you? Я тебья льюблью. I miss you so much. I'm longing for you. [59] Когда мы снова встретимся? Когда я тебя увижу? Так скучаю по тебе. Дышу тобой (англ.) Всё это всухую, не видя её, не видя реакции. Ему было страшно. Он боялся, что покажется назойливым чурбаном, что не поймет её ответа. И ребёнок. Девочка. Кинэ. Хотела ли она, чтобы он узнал, нарочно ли рассказала Соне, рассчитывая, что Соня скажет Артёму, а Артём — Блейелю? Может, она думала, что он уже знал, когда целовала его в Мысках? Вряд ли, когда Соня успела бы рассказать. Может, она его только потому и поцеловала, потому что знала, что он ещё не знает? Но номер телефона дала. Это очень, очень хорошо. Мобильный или городской? Лучше бы мобильный. Городской, нет, вряд ли. Мобильный, значит, можно написать ей сообщение. Thank you, thank you, thank you. I miss you so much [60] Спасибо, спасибо, спасибо. Я так по тебе скучаю (англ.) . Маленькая дочка. Борец из Тувы. Нет, какое там выспался и уверен в себе. Блейель чувствовал себя так, словно его мозг съехал в пятку и стиснут дурацким резиновым сапогом.

Где найти новые ботинки? Где что купить в Кемерово, так и оставалось загадкой. Он не запомнил ни одного магазина. Кроме аптеки в соседнем доме. Вот офис Галины Карповой, может быть, он и найдёт. А тот ангар с рабочей одеждой — ни в жизни. Глупые мысли. Надо звонить Артёму. Но время полдевятого. Слишком рано. И придётся снова продемонстрировать свою зависимость. А этого никак не хотелось.

Он взялся за плейер, но тот не включался. Наверное, сели батарейки. Он вытащил их и положил в карман куртки, чтобы не перепутать, какие нужны. И выскочил на волю, по улице Кирова — и мимо тихого парка чудес к набережной. Стояло прохладное, приятное утро. Впервые он заметил, что шестиэтажная бежевая коробка к востоку от парка, должно быть, родильный дом. Под гигантской операционной лампой женщина в белом бодро улыбалась с огромного плаката и держала в руках новорождённых близнецов, закутанных, точно мумии.

Вот и набережная, почти пустая, только некоторые скамейки заняты спящими пьянчужками. Чёрная река. Кара — Том, подумал Блейель, опершись на перила и смотря на мост, Мрас — Су, вздохнул он, Мрас — Су.

— Да нет же , господин чужой, вы снова смертельно ошиблись.

Артём, откуда ни возьмись.

— Ты шёл за мной? — спросил Блейель.

— А ты меня подкарауливал? — получил он в ответ.

— Утренняя прогулка.

— Скажите пожалуйста. Как похожи наши привычки, Матвей.

— Не хочу тебе мешать, Артём Викторович.

— Ты не мешаешь. Как спалось?

— Хотел спросить у тебя кое–что.

— Кое–что?

— Где тут поблизости можно купить ботинки?

— А-а. В Таштаголе.

— В Таштаголе?

— Шутка. Дрябловата получилась, не проснулся толком, через час–другой будет лучше. Тогда как раз и магазины откроются, и я тебе всё покажу.

— Б ольшое спасиба . И ещё кое–что. Вот это мобильный номер?

— Покажь.

Блейель дал ему записку, не смотря ему в глаза. Артём подозрительно долго не отвечал.

— Нет, это не мобильный. Это вообще не телефонный номер. Это… невероятно. Старый код КГБ. Код представителей коренного населения, которые недостаточно считались с коммунизмом.

— Чего?

— Ах, Матвей. Врун из меня никудышный. Ладно, ладно, это мобильный.

Снова ангар, мрачный, неприютный, всего лишь в пятнадцати минутах ходьбы от набережной. Имелась ли снаружи опознавательная табличка, Блейель сказать не мог, может, киоск и мангал с шашлыками при входе и были приметами. В тусклом зале магазинчики лепились, как базарные лотки, кое–где между битком набитых полок виднелись только крохотные окошки, за которыми сидели продавщицы. Продавалась одежда, игрушки, вышитые фартуки и матрёшки цветов кемеровской хоккейной команды, компьютеры и электроника, всякая всячина. На вздох Блейеля Артём ответил:

— Вылазка в нутро нашего городишки, она не отпугнет немецкого исследователя. На следующей неделе займёмся китайским рынком.

Ледяная продавщица обувного магазина, расположенного в самой глубине зала, оттаяла только после рассказа о болоте. Блейель сдерживался, пока дама, всё ещё хихикая, не протянула ему три пары ботинок, тёмно–синие, лаковые бордовые, а третьи — из белой искусственной замши, и все три пары с острым носом.

— Это ещё что такое?

— Ты же хочешь стать таким, как мы.

— Но не выглядеть при этом как сутенёр!

— Ей это перевести?

— Нет, нет. Пожалуйста, не надо. Вот ведь чёрт.

— Ого.

— Я хочу что–нибудь попроще. Коричневые или чёрные, но не такие блестящие. И с круглым носом.

Вышел он с самыми скучными ботинками, какие у него только были в жизни, а у него бывали уже невообразимо скучные ботинки. К его изумлению, выход из ангара оказался в нескольких шагах от обувного. На улице он вспомнил про батарейки.