Михаил Попов - Колыбель

На центральной площади Вавилона стояла не гробовая, а загробная тишина. Народ теснился у основания башни и гипнотизировал открытыми ртами стоящих наверху.

И народу на площади понемногу прибывало. Скверные вести разносятся, видимо, мгновенно.

— Кто следующий? — спросил громко Астерикс.

Снизу раздался многоголосый рев. Его величество ущипнул оратора в районе пояса, тот ойкнул.

— Сначала всех наших, Черчилля, маршалов, Буншу.

— Понял.

— Я скоро вернусь.

Его величество помчался вниз по ступенькам, на него никто не обратил никакого внимания, даже сквозь толпу он пробрался не без труда. Когда он бежал вниз по тропе, ему все чаще попадались крестьяне, и получалось у его величества что–то вроде слалома в живом, пыхтящем потоке.

Свернул в сторону маленького холма, где началась его убудская жизнь. На этих дорожках озабоченных крестьян было меньше, но все равно попадались. И мужчины, и женщины. Параша, наверно, тоже бы мчалась, когда бы не роды. Кстати, что он ей–то отписал? Что–то было, но не припоминается. Тьфу, одернул он себя, не хватало еще самому начать к этому относиться всерьез. Вообще, положение комическое, так мог бы себя чувствовать Александр Дюма, к которому явился Эдмон Дантес с претензией, что в ящике аббата не оказалось сокровищ.

Ладно, усмехнулся сквозь сбивчивое дыхание его величество, ребенок не будет нищим; если это будут алименты — то царские.

Внутри все гремело от небывалого вида радости: отец, он отец!

На Парашином холме никого не было. Только старуха у костровища. Кстати, удивительно похожая на шарахнутую палкой в Вавилоне. Особая порода огнепоклонных ведьм?

Так, Параша, видимо, вон там. Никаких звуков не слышно. И к лучшему. Продвинутый во многих отношениях, Денис на дух не переносил моду на совместные роды. Они ведь не пишут, что тридцать процентов мужчин теряют сексуальное чувство к супруге, увиденной в таком развернутом состоянии.

Он не успел… да, ничего не успел и увидел вышедшую из хижины Парашу с младенцем, укутанным в маленькую копну ароматной травы. Вот откуда народное вранье про «нашли в капусте». Мадонна с младенцем. Есть какие–то чувства к пухлой, как бы чуть заплывшей в полутранс мамаше?

Ни капли.

А вот ребенок!

— Мальчик? — спросил он, одновременно прокашливаясь, горло горело от отцовских чувств.

И тут произошло странное. Параша перехватила ребенка, разломила ком травы и определила пол ребенка. До этого что, не поинтересовалась? Родовой шок? В себе ли она?

Это был мальчик.

Его величество осторожно протянул к нему неуверенные, трепетные руки. А вдруг не отдаст? Он готов был на все, чтобы взять ребенка себе. Что с ним делать, он еще даже не начинал задумываться, но твердо решил — мальчик будет с ним, и ради него… Дальше в душе царя начиналось просто рычание на эту тему. Все будет снесено: и мучения, и препятствия…

Параша легко, если не вообще с облегчением отдала ему мальчика. Денис впился в него лихорадочным взглядом. На губах ребенка застыл довольно большой пузырь — выдутая слюна. Истерическое отцовское чувство тут же возвело этот ничтожный факт в ранг чуть ли не высказывания.

— Ты хочешь к папе? — Его величество прижал головку мальчика к своему виску, уверенный, что в этот момент передает ему возвышенный строй царской мысли и ослепительные планы их совместного великого будущего.

— Скажи ему, — сказала Параша.

Ах, да, он вспомнил о ритуале, им самим введенном на Убуди. Он открыл рот — и понял, что спешить нельзя. Да, все это чушь, игра и все такое, но не по отношению к его сыну. Тут нельзя дурачиться.

Его величество сделал шаг в сторону от Параши, прижимая мальчика к груди.

— Скажи ему! — Параша вдруг утратила все признаки дебильной умиротворенности, коровьего отношения к жизни, вся как–то обострилась и налилась злой, активной силой.

Он сделал шаг вперед:

— Чего ты от меня хочешь?

— Скажи ему.

— Что бы я ни сказал, он будет царь.

— Ты — царь, — отмахнулась Параша в том смысле, что нельзя обещать мальчику уже занятое место.

— Ну, не царь, король!

— Король?

— Это не имя! — вскрикнул его величество, еще не хватало, чтобы его сын стал налетчиком.

— А какое имя?

Вслед за словом «король» в сознании любого человека европейской культуры рефлекторно следует имя Артур.

По глазам Параши было видно, что какое–то имя дать сейчас все равно придется.

— Артур, моего мальчика зовут Артур.

Вынужденное имя показалось Денису удачным: и незаурядно, и не слишком экзотично. Только не забывать, что это будет его ребенок, а не ребенок Убуди.

Параше звучание имени понравилось, а может быть, и просто факт, что имя есть, но тут же на лице появилась тень нового требования. Его величество мудро усмехнулся:

— Чего тебе еще?

— А где он будет жить?

— Во дворце.

— В каком?

Все–таки она баба, обыкновенная баба, с бабской заботливостью о потомстве. Это открытие и раздражало, и грело одновременно.

— Адрес хочешь знать? — Его величество откровенно веселился. — Улица Заворотнюка, дом шесть, квартира восемнадцать.

Его величество поднял голову, склоненную к родному, посапывающему в траве человечку, чтобы сказать какие–то слова Параше, нужно же что–то. Все же была в ней какая–то… конечно, красавицей не назовешь, но определенная грация… и можно даже употребить слово «индивидуальность» по отношению… Набор особенностей, не доходящий все же до уровня личности… Вот как в собаке: никогда нельзя сказать, сколько в данном конкретном звере от породы, сколько от пожившей именно с тобой особи.

Эта «особь» на данный момент была полностью довольна жизнью.

— Для себя ничего не хочешь? Например, журнал «Вог», «Шанель» номер шесть?

Параша, решительно развернувшись, пошла вон с холма. И ушла. Так ни разу не обернувшись. И было не понять, поняла, что отец ребенка издевается, или нет.

Его величество посмотрел на старуху у костра, и ему показалось, что та поглядывала на него с сожалением. Черт побери, чего только не покажется человеку с подвижной психикой и с фактически подброшенным ребенком на руках.

Когда его величество с мальчонкой наперевес вернулся в столицу, процесс восстановления национальной памяти был в самом разгаре. Астерикс был мокр от пота и пошатывался, держась за скользкие от пота перила. Усилия памяти выматывали не меньше, чем полевые работы на жаре. У подножия башни еще толпилось с полсотни человек, но все угрюмое простонародье с отдаленных хуторов.

Маршалы и прочая придворная рать были обслужены и готовы к воплощению царских идей.

— Ну что, мы оставим просто вот так то, что они нам сделали? Простим Председателя?!

Они признались, что поведением инженера Ефремова возмущены, и принялись разбирать корявые копья и кривые луки и строиться в неровные строи.