Михаил Попов - Колыбель

— А они?

— Стоят, государь. Их все больше.

На месте старта езды в незнаемое ближе к вечеру начала собираться толпа колхозников. По словам Афрания, стоят и тихо плачут. Осознали, твари, ужас потери.

— Похороны Сталина!

На крышу принесли несколько пучков светящихся кореньев, отчего собрание приобрело немного таинственный, даже спиритический оттенок. Его величество закрыл глаза — зрелище его нервировало.

— А что ты сделал с трупами?

— А что с ними можно сделать, государь?

Его величество хотел выругаться, придраться к тону, но было слишком очевидно, что начальник тайной службы никакого второго смысла в свои слова не вкладывает. И то верно — хоронить, что ли, этих идиотов?

— Хотя бы Астерикса сюда принесите.

Он не видел, как Афраний переглянулся с остальными приближенными царя. Никто не понимал смысл приказа, но решили, что выполнят его.

Астерикс пострадал из–за того, что хотел развеяться. Устал от умственной работы и помчался вперед на позиции врага без должной осмотрительности и получил камнем в лоб. Теперь лежит дома, очухивается.

А вновь назначенные военачальники перли вперед так, словно мечтали погибнуть. И им почти всем это удалось. Инженер вместе со своими присными техниками нашпиговал подступы к верфи огромным количеством деревянной убийственной машинерии. Прямо Архимед на защите Сиракуз. Рэмбо первая кровь! И страх его теперь понятен — слишком уж он боялся, что вавилонцы каким–нибудь внезапным нападением хапнут его лодку и плодами адского труда воспользуется лукавый, хитрый царь царей. «Он меня переоценивал», — с горьким стыдом подумал Денис. Ни разу не заходила в кудлатую голову мысль о рейдерском захвате и побеге из–под носа у кропотливых колхозников.

Ведь даже налет зомбированных монстров преследовал другие, вернее, вполне неопределенные цели. Короток был убудский путь невменяемых этих недоумков. Все полегли.

Туда им и дорога!

— Все полегли?

— Остался один.

— И кто?

— Начальник Моссада.

Кто бы мог подумать, еврей и на Убуди еврей.

— А что с пленными делать? — спросил Бунша.

— Я еще подумаю. Они военные преступники, и Туполь, и Черепан, и Никита, и Молот, он у них Риббентроп. Я устрою им процесс. Нельзя применять такие зверские средства поражения.

— Извините, государь, — раздался вкрадчивый голос Йорика.

— Их — нет, не извиню, а ты — говори!

— Пошли, пожалуйста, за Астериксом. Прямо сейчас.

— И что?

— У меня сомнение.

Лежавший рядом с левым боком отца Артур захныкал. Чего это он? Есть хочет. Его величество попробовал его накормить — отказался. Переменить травку? Да он вроде и не подмок, нечем.

— Его надо отпустить, государь, он и перестанет плакать, — сказал Черчилль.

— Я тебе отпущу!

Он давно уж, с самого начала, решил, что своего сына из рук не выпустит, не прекратит тактильного контакта. Дети тут пропадают, потому что их забывают где попало. Попробуем применить нездешнюю систему воспитания. Опыт показывает, что самые застарелые убудские традиции можно поломать при определенном упорстве.

— Ладно, что там у тебя про Астерикса?

Стоявший в нетерпеливой позе Йорик заговорил:

— Астерикса надо бы доставить сюда.

— Зачем? — спросил его величество, скосил взгляд в сторону говорившего и вдруг подумал, что неприятности сегодняшнего дня отнюдь не закончились. Скорее всего, они только начинаются.

«Спокойно, — сказал он себе и почувствовал, как его охватывает настоящий ужас. — Астерикс с отбитыми мозгами не сможет повторить тот трюк, что он продемонстрировал перед началом военных действий. Ладно, крестьяне пару дней будут сыты тем шоу, но среди приближенных уже начинают проклевываться признаки беспокойства за свое словесное имущество. Йорик, эта гадина первой… Все же предатель всегда предатель!»

Артур снова захныкал.

Тихо, сынок, тихо!

Острое и жалобное чувство абсолютной незащищенности в толпе пока что спокойных, но непредсказуемых баранов прямо заныло внутри.

Куда бежать?!

О, товарищ инженер, опять, надо признать, оказался прав. Править народом и зависеть от него — это одно и то же!

Или вознесут, или разорвут!

Но тихо! Не беситься от ужаса. Еще пока все в наших руках.

— Так мы увидим Астерикса? — казалось бы сладко, почти угодливо пропел Йорик, но уже и с тайной второй целью под поверхностью простого вопроса.

— Пусть отдохнет, зачем его тормошить, пусть выздоравливает.

Вовремя почувствовал, что неопределенное пока недовольство–недоверие тихо овладевает командой придворных. Уже заразились от диссидентской морды. Сопротивляться не нужно: вызовет подозрения.

И ведь ни одного по–настоящему верного человека! Некому шепнуть, чтобы сбегал и зарезал страдальца.

— Афраний.

Этот был наготове, но даже ему такое не поручить.

— Ну сходите там с кем–нибудь, приведите.

Так, оттяжка невелика. Уже через пять минут они поймут, что их будущее под угрозой. И тогда…

Астерикс оправдал самые худшие ожидания. Бессмысленный взгляд, слюна вокруг рта, даже имени не помнит своего.

— К утру он придет в себя, — сказал его величество как можно более уверенным тоном. И понял: никто ему не поверил.

Несчастного по голове битого отвели–посадили у кострища и начали ждать, когда он будет способен к исполнению обычных своих обязанностей. Это были самые наивные, по большей части маршалы: Ожеро, Ланн, Массена, Бертье, Ней… Придворные некоторое время оставались на башне подле царя, не решаясь окончательно для себя определить, где им быть полезнее: там, внизу, или все же при первом лице.

Его величество был, если честно, занят обдумыванием одной мысли: как ему убраться из столицы до того, как его высокоумные прихлебатели убедятся, что бесчисленные обещания царя не могут быть извлечены из черепной коробки Астерикса.

Почему он так скоро решил, что лучший способ — бегство?! Возможно ведь попробовать и другие способы укрощения нарастающего народного недовольства. Самый простой: убудец, любой и в любой момент, называет, что ему обещано, и царь царей милостиво подтверждает: правильно. Но это невозможно. По крайней мере, сами убудцы против такой корректировки процедуры. Его величество вспомнил, какую вызвала ярость попытка хитрости одного из крестьян, Бедлама с Большого рисового пятна, еще в самом начале существования «запредельного банка». Ловкача побили, и это в те ранние времена, когда ни о какой жестокости на Убуди никто и не слыхивал. Дело в том, очевидно, что убудцы не доверяют друг другу. Не верят, что сородич остановится, начав перечислять. Говорят, китаец, однажды подойдя к игровому автомату, уже не может остановиться, пока не спустит все, так, наверно, и убудец, открыв рот, уже никогда не перестанет присваивать себе чужое.