Михаил Попов - Колыбель

А откуда они могут знать, какие в «той» жизни есть заводы и латифундии? Его величество шлепнул себя свободной рукой. В том–то и дело! Предоставленный своей загребущей болтовне, убудец начнет называть то, о чем слышал как об имуществе соседа. Абстрактных бензоколонок и кораблей ему не жаль, он боится, что наложат повторное слово на уже высказанное ему.

Опять кто–то!

И опять наименее приятный собеседник.

Йорик вернулся. Да и что ему было делать подле беспамятного Астерикса? «Выплаты» ему и его шайке шли по другим каналам без провода, через бесполезно булькающую сейчас башку несчастного галла.

— Чего тебе?

Пришлось выслушать забавную, но некрасивую историю. Во времена председательской власти при нем окопалась группа нехороших людей, отлично осведомленных о том, что Йорик с единомышленниками изменяет Колхозии и гонит стратегический товар за рубеж.

— Так они вас шантажировали?

— Да, государь.

— И много отщипывали от вашей доли?

— Половину.

— Это называется должностная рента. Коррупция. И вы терпели?

— Не могли же мы пожаловаться Председателю. Лично у меня увели… очень много. Лучшее!

— Так ты хочешь справедливости?

— Именно, государь.

— А кто именно, кто вас прессовал? Есть такие внизу?

— Да, Ломонос хотя бы, он был в огромном доверии у Председателя. И Нурга с Рыжим.

— Кому же еще? — усмехнулся царь царей. Ему было приятно слышать, что построенная на большом доверии к людям, на борьбе с гнилью частной собственности система Председателя, оказывается, сама прогнила насквозь.

Снизу раздались взволнованные, перемешанные голоса, всхлипы и даже чьи–то рыдания.

— Он ничего не понимает! — крикнул Черчилль. Этому проглоту было о чем тревожиться. Это табачная лавка, которую хотел под шумок увести глупый Бедлам.

— Как же с нами, государь? — заглядывал в глаза Йорик.

— Все верну, все будет по–честному. А может, давай я вам добавлю, а то уж, отжатое, пусть им остается, тоже ведь люди, и жить надо как–то. Я сильно набавлю.

— Нет, — отчаянно замотал черепом Йорик, — так нам не хочется. Мы уже привыкли, уже много думали о наших заводиках… Ты лучше коррупционерам чего–нибудь дай. А наше верни.

«Как же я верну, если ничего толком не помню!» — хотел заорать его величество, но сдержался, разумеется.

— Верну, верну.

— Когда?

— Утром.

— Как утром?

— На рассвете. На все есть порядок.

— А раздавал в темноте.

— Одно дело — раздавать, а другое — возвращать. Ты меня не путай, диссидент.

На время отбился. Солнце село. Луна выявилась и, как подсказку, выставила облитую своим соком лепнину отдаленной скалы. У, понимаю, понимаю, нависшая, выход из нарастающего бреда — там. Где еще спрятаться тому же Петронию?

— Афраний.

И сразу предстал.

— Позови–ка ко мне Янгуса.

Три главные морды — Бунша, Помпадур и Черчилль явились, размазывая самые настоящие слезы. На башне было полно светящихся веток, целые пуки, физиономии придворных отливали отчаяньем.

— Ничего–ничего не может вспомнить!

— Подождите.

— А если совсем не вспомнит?

В ответ на вполне разумный вопрос его величество оскорбительно расхохотался:

— А куда «оно» из его головы денется? Сами подумайте. Названное точно и честно не может вернуться в небытие никогда!

Смех в совокупности с пафосом подействовали на придворных.

— Идите и ждите. Он может начать вспоминать в любой момент.

Янгус, втащенный на башню начальником стражи и тайной службы, смотрел себе под ноги и всем видом выражал необычное для убудцев свободомыслие.

— Знаешь, о чем спрошу?

— Я не знаю, где Петроний. И всегда не знал, где он, когда его не было.

— А сколько раз его не было?

Янгус показал три грязных пальца.

Можно подумать, парень сваливает с острова когда захочет, без всякого кораблика.

— Я не верю, что ближайшему другу он ничего не рассказывал.

Собеседник посмотрел на его величество перекошенным взором. Он явно не притворялся и явно не понимал, чего от него хотят.

— Хорошо, спрошу тебя просто: когда ты последний раз видел Петрония?

Янгус быстро и толково описал последнюю встречу. Они сидели на берегу. Петроний был голый после купания в океане, его всего трясло, он ничего не говорил, только тихо выл.

— А чего он, как ты думаешь, полез в лодку?

— Хотел уплыть.

— Он любил Председателя?

Янгус подумал, а потом отрицательно покачал головой.

— Он просто хотел сбежать с острова?

Янгус кивнул.

— Но до этого он ведь как–то умудрялся! Без всякого… Ладно, проходили. И куда он пошел, когда перестал трястись и выть? На гору? Он знает, как залезть в пещеру?

Его величество был убежден, что ошарашил собеседника вопросом, но тот спокойно объяснил, как случилась смерть Петрония. Он подстерег выбежавшего на берег Нея и ловко кинулся на его копье грудью.

— Что значит «подстерег»?

В ответ еще один кивок: именно так.

Не врет, сразу понял его величество, но велел привести Нея, и тот равнодушно подтвердил — так и было. Ней ничего такого делать не хотел, но когда тебя застают врасплох и кидаются на копье…

— А где тело?

Вопросы про тела всегда были скучны для убудцев. Ней и Янгус переглянулись:

— Там и осталось, на берегу.

— Афраний, прикажи принести сюда тело Петрония.

Все трое смущенно заулыбались.

— Что это вы морды корчите?!

— Тела там нет, — немного мстительно сказал Янгус.

— Как называется мой угольный разрез?! — орал внизу Помпадур.

— Вон отсюда!

Так, полная неудача, но идею с пещерой отбрасывать нельзя. Внутри становилось все холоднее. Отчего, кстати, его величество так боится народного, пусть и неизбежного гнева, в случае если Астерикс… Совсем не обязательно все кончится каким–нибудь ужасом, ведь они же не могут не понимать, что виноват не его величество, а конкретный Астерикс, ударенный случайным камнем.

Такие мысли не утешали.

Он попытался переключиться на беседу с сыном. Руки уже, кстати, ломило от непрерывной нагрузки. Но свое будущее не тянет. О том, как он вырвется с острова, царь царей предпочитал не задумываться. Степ бай степ.

Снова идут, подступила к диафрагме тоскливая волна. Скажу — завтра. Завтра найдем полянку, все заново распишем–запишем.

Он уже не был уверен, что обещания подействуют.

Больше всего Денис боялся требований отдать Артура, но они не потребовали. Нет, идиотизм этой публики не устает удивлять. Отбери парнишку, и его величество сам будет сидеть в заключении и никуда не рыпнется. Так они даже и разговора не завели о мальчике, словно это была совсем уж несущественная деталь.

Внешне все было обставлено не как грубое свержение правителя. Даже титулы продолжали витать в разговоре, но его величество понял, что находится под полным и прочным контролем и сам уже не волен решать, куда и когда он может отправиться.