Михаил Попов - Колыбель

— Мне почему–то кажется, что у них никакого самогона не варится.

— Вы как–то очень много про них и про всю эту Убудь чувствуете. Вот лично я ну ничегошеньки про аборигень эту не понимаю и понимать не мечтаю.

— Глотни колы. А лучше сбегай на Холодный ручей.

— Теплая кола — и это все, что вы можете предложить товарищу по несчастью?

— Ну, пойди еще поройся в песке на берегу — вдруг они не все наше барахлишко откопали?

Эта идея неожиданно воспламенила Дениса. Он встал, нашел в разных частях хижины потерянные кеды. Тяжко отдуваясь, надел.

— Я пойду с тобой.

— Вы же не пьете.

— Скажу тебе честно, как товарищу по несчастью: когда я сижу здесь, мне все время кажется, что какой–нибудь корабль проплывает мимо острова, и совсем невдалеке. Поэтому, пока ты будешь рыться в песке, я буду собирать на берегу кучу сухих веток.

— Вот для чего вы все время вертите в руках зажигалку?

Через два часа они сидели в негустой, можно сказать, чахлой тени наклонных прибрежных пальм и смотрели в сторону гладкого, по неподвижности приближающегося к стеклу моря. Закрыв глаза, следили, как струйки пота бороздят виски, лоб, накапливаются в бровях, чуть извиваясь, бегут по спине. Собранная ими куча тропического хвороста высилась справа, шагах в двадцати. Мелкие полосатые крабики сбежались к ней, решив, что эта постройка возведена для их забав.

— Через час растащат, — сказал тихо Денис, — пойду разгоню гадов.

— Сиди, сам открою.

— Неплохо было бы найти сам катер, его ведь тащило волной в ту же сторону, что и нас. Лежит где–нибудь на дне.

— Иди нырни.

— Почему я? — огрызнулся было Денис, но, подумав пару секунд, встал и пошел к воде, на ходу сбрасывая обувь, майку…

Плавал долго, заплыл не очень далеко, много раз нырял; отфыркиваясь, крутился вокруг своей оси, глотал воздух. Очень быстро занятие стало каким–то рутинным. Товарищ инженер перевел взгляд дальше. На мучительно однообразный горизонт. Тоже быстро надоело. Швырнул ракушкой в сторону крабьей банды. Нашел кусок ракушечника в песке, опять швырнул. Это скорее повредило постройке, а не вредителям. Повернул голову в сторону — и даже вздрогнул. Шагах в десяти от него, и справа, и слева, стояли местные детишки, по нескольку десятков и с той и с другой стороны, и очень серьезно смотрели в сторону ныряющего Дениса. Своего отношения к зрелищу они ничем не выдавали, но было понятно: оно у них есть, и вообще, это событие они считают важным.

Когда ныряльщик направился к берегу, дети как по команде отступили на несколько шагов в глубину пальмовой тени и растворились в зарослях.

Денис, отфыркиваясь, рухнул на песок рядом с напарником.

— Я был прав, он там.

— Глубоко?

— Не достать, метров шесть. Или девять — кто ее разберет, эту глубину. Но это точно он. Вода такая прозрачная, как в Шарме.

— Если говоришь «точно», значит, сомневаешься.

— Да нет, дядя Саша, катер, обязательно катер. И по размерам похож, да и откуда тут взяться еще одному утопленнику?

— Как знать.

— Может, с камешком попробовать?

Товарищ инженер пожал плечами, не открывая глаз:

— Если это не наш катер…

— Наш, наш, ну, я так просто брякнул, играл в объективность. Наш.

— Значит, сюда приплывал еще кто–то. И тогда вопрос: где он?

Денис со стоном сел рядом:

— Съели!

Перед уходом они все же разогнали полосатых, поправили постройку и, не слишком торопясь, отправились домой. По дороге разговор опять с недоступного судна перешел на аборигенские странности. История о подглядывающих детях господина аниматора явно расстроила.

— Это у них такая служба безопасности. Красные кхмеры. А я знаю несколько слов на камбоджийском языке. Нет, мне эта история совсем не нравится.

— Ты сделал что–то такое, чего здесь не принято делать.

— Купаться не принято? В ручьях они полощутся. Не положено уплывать с острова? Да, на это похоже. Пожалуй, насчет лодки вы правы. Они или не поймут, зачем она нам нужна, или, что хуже, поймут.

Товарищ инженер шел молча, покусывая травинку.

— Я помню уговор, эта тема — табу, но, дядя Саша, где, я спрашиваю, их капища и идолы? Где народные гулянья? Где бубен и тамтам? Ни татуировок, ни раскрасок. Какие–то они подставные, зуб даю. А может, в наш век могучего телевидения мы попали в реалити–шоу? Повсюду натыканы невидимые камеры…

— А ты матерился, как дикий сапожник, всю ночь.

— Да ладно вам.

— Скажи мне, какое телевидение в состоянии оплатить цунами?

Денис замер как вкопанный. Быстро, очень быстро по экваториальным правилам темнело. Кстати, и аборигенов нигде не было видать. Даже шальная мысль у обоих мелькнула: смыло куда–то невидимой силой жителей здешних. Но вдруг…

Они переглянулись.

— Что это? — спросили друг друга шепотом. Тихо–тихо, потому что боялись заглушить звук, доносившийся — явно, вне всякого сомнения — сверху, со стороны их холма. Стекал поверх крон погружающейся во тьму растительности.

— Ай, да-а ни-и ви–ачеэр, ни ви–ачеэр, мнэ-а мальи мальи спа–алозь.

Вот что они увидели, подкравшись по тропинке на расстояние прямого взгляда: аборигены, человек больше полста, сидят концентрическими кругами на земле между их гостевой и двумя другими хижинами. В центре их круга горит костер, а вокруг него похаживает, медленно поворачиваясь и придерживая ладонями пухлые щеки, их безмолвная подавальщица и поет замечательную казачью песню.

— Ты ее ночью раз двадцать исполнил, — сказал тихо товарищ инженер.

Дядя Саша был на полголовы ниже ростом, чем любой здешний мужчина, и даже большинство женщин были почти вровень с ним, детишки были самого разного возраста и, следовательно, роста. Сухощавый седеющий мужчина в клетчатых шортах и рубашке, завязанной на животе узлом, медленно шел между хижинами, а плотная бронзовокожая толпа теснилась вслед за ним, поднимая пыль босыми ногами и все время как бы стараясь заглянуть ему в лицо. Он останавливался, показывал хворостиной на плетеный дом и говорил:

— Дом.

Аборигены повторяли вслед за ним: «Дом–дом–дом-дом», — слово словно металось от одного к другому, пока не усваивалось и не затихало в толпе. Тогда товарищ инженер двигался дальше и озвучивал следующий предмет:

— Огонь, дерево, мотыга, дорога, солнце, облако, столб, корова, рога, копыта, хвост…

Денис лежал на боку в тени хижины, на мягкой травяной циновке, подставив ладонь под подбородок, и наблюдал за педагогической прогулкой. Широко зевнув, позвал:

— Параша!

Перед ним тут же явилась изначально приставленная для услуг дева, она приветливо смотрела на небритого барина, ожидая указаний. Денис достал из–за спины пустую бутылку из–под кока–колы, укоризненно повертел ею в воздухе, положил на землю и погрозил пальцем: