Михаил Попов - Пора ехать в Сараево

— Что касается меня, — подал голос Афанасий Иванович, — до последнего оставался бы при спасительном сомнении.

— Для кого «спасительном»? — поинтересовался генерал и повернулся к Насте. — Хорошо бы мадерцы, что ли, бутылку, а? После этого снова дяде Фане:

— Спасительно это сомнение для виновницы, а представьте себе, насколько оно мучительно для обманутого мужа!

— Да, — решила переменить тему Зоя Вечеславовна, — история нелепейшая. И заметьте, каковы мы все в этой ситуации. Ждали–ждали крови Афанасия Ивановича, часы крали, а получилось вон что.

— Чьей крови? — сделал профессиональную стойку господин Бобровников.

— Эта кровь вас не касается, — неожиданно резко заметила Зоя Вечеславовна.

Разговор поперхнулся. Чувствуя в себе ответственность за его поддержание, хотя бы в сугубо светской форме, Антон Николаевич ухватился взглядом за пачку газет, торчавших из кармана генеральского пиджака.

— А что вы скажете, господа, по поводу ультиматума? Профессор, батюшка и Афанасий Иванович поглядели на следователя вопросительно: что, мол, за ультиматум?

— Я еще не просматривал сегодняшние газеты, — сказал Евгений Сергеевич.

Генерал достал из кармана пачку газетных листов и бросил на стол — угощайтесь!

— Это оскорбительный ультиматум, унижающий достоинство сербского народа. Думаю, прав–обозреватель «Русского слова»: ультиматум этот выработан Австро — Венгрией с полного ведома германцев.

— Вероятно, так оно и есть, но интересует — например меня — другое.

— Что же именно, господин Бобровников?

— Действия Сербии.

— Хотите, я опишу вам эти действия, — вступила в разговор Зоя Вечеславовна. Улыбаясь вступила.

— Извольте, мадам, — поклонился своей чашке следователь.

— Сербия ультиматум примет.

— Этого никак не может быть, — угрюмо заметил генерал.

— Примет, за исключением тринадцатого пункта. Допустив австрийских чиновников к следствию на своей территории, она тем самым теряет свой суверенитет. Сербия откажется от этого пункта. Но самое интересное не в этом, — Зоя Вечеславовна загадочно затянулась. Она не стала ждать, пока кто–нибудь из заинтригованных мужчин спросит: «А в чем?» — Австрию ничуть не удовлетворит это ползание на брюхе, буквально через несколько дней она объявит войну Сербскому королевству. Я убеждена, что уже в завтрашних газетах будет объявлено о мобилизации в Дунайской империи. Не удивлюсь я также, ежели выяснится, что и у нас началось нечто подобное.

— Вы известная провидица, — не скрывая насмешки, сказал генерал, — во всех почти газетах сообщено заявление господина Сазонова о том, что в случае уничтожения Австрией Сербии Россия непременно станет воевать. Такие заявления нельзя делать, не открыв подготовительных мероприятий для всеобщей мобилизации. Говорю вам это как профессиональный военный.

— Бывший профессиональный военный, — не удержалась Зоя Вечеславовна.

Василий Васильевич не нашелся сразу, что ответить, и разговором овладел Афанасий Иванович.

— А я у вас вот что хотел спросить, э…

— Антон Николаевич.

— Да? Извините. С Калистратом все ясно, как я понял. Каторга ему полагается, как он и полагал.

— Вероятнее всего.

— Но, знаете, у нас есть еще один умник.

— То есть?

— Некто Фрол, Фрол Бажов. Здоровенный такой. Плотник. Говорит, что не убивец, но убить, знаете ли, обещает.

— Кого?

— Меня, естественно. — На лице говорившего появилась страдальческая улыбка.

— Я вам рассказывал, Антон Николаевич, — прогудел батюшка.

— Ах да. — Следователь озабоченно покивал.

— И что? — потянулся к нему всем существом Афанасий Иванович. — В свете случившихся событий такие обещания особенно пугают.

— Сказать честно, я, как и отец Варсонофий, придерживаюсь того мнения, что это какое–то психическое отклонение. Тут дело врача, а не полиции. Фрол этот, как мне донесли, поведения трезвого человек, уравновешенного.

— Мне, знаете ли, все равно, какая репутация у моего будущего убийцы.

— Дя–дя Фаня, — тихо–укоризненно сказала Настя.

— При чем здесь «дядя Фаня», — сказал злобно Афанасий Иванович, — надо говорить об этом «убивце»!

— Вы же все часы в доме переколошматили, неужели не успокоились? — усмехнулся профессор. Все засмеялись. Даже Настя, даже отец Варсонофий. Особенно сочно — генерал. Ему было приятно, что не он один находится в тяжелом положении. Только Зоя Вечеславовна не поддержала всеобщего веселья.

— Надобно вам всем заметить, что смеетесь вы зря.

— Зря?

— Да, господин генерал заштатный.

— Зоя, Зоя! — Евгений Сергеевич положил руку жене на плечо.

— Фрол Бажов действительно зарежет Афанасия Ивановича в «розовой гостиной» этого дома.

— Может быть, и когда именно это случится, скажете? — неудержимо бледнея, спросил дядя Фаня.

— Скажу.

Все заинтересованно смолкли.

— Почти ровно через четыре года. В июне, кажется. Афанасий Иванович встал, застегнул сюртук.

— Могли бы и поточнее. Как–никак мы родственники. Должны помогать друг другу.

— Ей — Богу, точнее не могу, — совершенно серьезно,

почти извиняющимся тоном сказала Зоя Вечеславовна, отдалив ото рта папиросу. — Точная дата мне не будет сообщена.

Дядя Фаня вышел из–за стола, спустился по ступенькам веранды на мокрый гравий под дождь.

— Чего это он? — прошептал кто–то. Словно в ответ на этот вопрос Афанасий Иванович подскочил на месте, выкаблучил какое–то тяжеловесное па, скорчил веранде рожу и прокричал:

— А часики–то тю–тю!

И удалился, разговаривая сам с собою. Генерал попытался разрядить создавшуюся мрачную неловкость:

— Браво, Зоя Вечеславовна. Вы можете не только судьбу

Сербии предсказывать. Судя по поведению нашего милейшего кузена, ваши предсказания очень влиятельны. Торжественно посему объявляю: верю любому вашему слову касаемо будущего. Когда, вы говорите, начнется всеевропейская война?

Зоя Вечеславовна спокойно, без тени кокетства, апломба и прочих психологических мерзостей сказала:

— Двадцать восьмого, кажется, числа Австрия объявит войну сербам. Первого августа Германия — России, третьего — Россия Германии. Сначала война будет для России успешна, мы займем часть Восточной Пруссии. Потом кайзер перебросит часть войск из Франции.

— Так Франция тоже будет воевать? — как можно более игриво поинтересовался генерал.

— И Франция и Англия.

— И когда же эта война закончится?

— Через несколько лет. В восемнадцатом году.

— А кто победит?

— Франция и Англия победят Германию.

— А мы?

— А Германия нас.

Василий Васильевич откровенно засмеялся.

— Но это же нелепость! Мы союзники с Францией и Британией. Если они победят, значит, и мы тоже. Элементарная логика так диктует.