Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

— Кстати, песни… — перебила жена. — Я не могу слушать радио! Какие-то хрипачи весь день, особенно по «Машку», копят, повторяя по десять-двадцать раз одну и ту же фразу! Неужели нельзя это безобразие прекратить? Ведь все нормальные люди возмущаются!

— А молодежи нравится! Наш Никитка тоже таскал с собой магнитофон с этими дурацкими записями. У нас, мать, демократия, гласность, все теперь можно, даже… порнографию! Видела, что показывали по телевидению? Голых девчонок в кафе. Да и не только это…

— Ну, какие-то ремешки с тряпочками на них были надеты…

— У нас где-то бутылка хорошего вина завалялась… Ты поставила ее в холодильник?

— Какая идиллия! — рассмеялась Людмила Юрьевна — Мы с тобой вдвоем на даче без гостей будем на пару пить сухое вино… И мне не надо кому-то улыбаться, стараться понравиться твоему начальнику, играть на пианино… Да и соседка, которая у нас убиралась, что-то на глаза не показывается…

— Мир рушится на глазах, — заметил Лапин, окинув взглядом расстилающийся перед ними залив.

— Наш мир, Миша, — произнесла жена.

— Да нет, эта встряска никого не обойдет стороной… Многие еще не раз пожалеют о прошлом!

— Какое прошлое? — безнадежно махнула полной рукой Мила — Сталин? Хрущев? Брежнев? О прошлом лучше не вспоминать.

Лодки исчезли, зато на горизонте появился белый, с высокой надстройкой, пароход. Он медленно шел параллельно берегу. На палубе ни души. Шел в ту сторону, где в прозрачно-ясный день появляется смутный высокий остров, на котором расположен легендарный порт Кронштадт.

Уланов привинчивал шурупами неподатливые резинки-петли к дверце кроличьего домика. Он был в прохудившихся на коленях трикотажных брюках, до пояса обнаженный. Солнце то пряталось за кучными облаками, превращаясь в смутный желтый блин, то нещадно палило. Башнеобразные облака торжественно плыли над озером, гоня впереди полупрозрачную тень. Орудуя отверткой, Николай то и дело поглядывал на ласточек, строивших свой домик у конька крыши. Первое время они напоминали ему нерадивых строителей, которые годами ремонтируют старинные здания в Ленинграде. Чаще их можно увидеть курящими или беседующими на лесах, чем за работой. Так и ласточки, стремительно вылетая из-за сарая, прилеплялись к доскам, верещали и снова улетали, а на доме по-прежнему виднелась узкая серая полоска грязи. Иногда ласточки садились на крышу сарая и внимательно смотрели на людей. Стоило открыть какую-либо дверь, они сходу залетали туда, обследовали помещение. Николай полагал, что они все еще выбирают место для гнезда, но брат пояснил, что ласточки просто-напросто изучают все близлежащие помещения, чтобы наверняка знать, что им не будет грозить опасность. Существует поверье, где ласточка поселится, там никогда пожара не будет. Удивительно осторожные и вместе с тем любопытные птицы! Лишь убедившись, что все в порядке, они наконец всерьез взялись за строительство гнезда. Теперь они то и дело подлетали к дому с комочками грязи, соломинками. Прилепившись к шершавым доскам, подолгу колдовали. И гнездо стало заметно вспучиваться, расти. Теперь они не напоминали нерадивых строителей.

С озера с вымытыми алюминиевыми кастрюлями в тазу пришла Алиса. Она загорела даже больше Николая. Очевидно, чтобы не смущать мужчин, возвращаясь с озера, она стала надевать на себя длинную мужскую клетчатую рубашку. Однако ее полные бедра все равно смотрелись вызывающе. Волосы свободно рассыпались по плечам, яркие голубые глаза будто отражали летнее небо.

— Я утром рано проснулась и услышала, как плачет береза у колодца, — вернувшись из кухни, сообщила девушка.

— Как это плачет? — улыбнулся Николай. — В голос? Как на похоронах?

— Какой ты бесчувственный! — упрекнула она. — Ты хоть слышишь, о чем ласточки разговаривают прямо над тобой?

— О чем же?

— Они толкуют, что мы, люди из этого дома, не причиним им вреда, что они вырастят пять птенцов…

— А может, шесть?

— Пять! — упрямо сказала Алиса.

— Ну, ласточки ладно, они действительно что-то верещат, а береза? Она ведь молчит? И чего ей плакать? Кто ее обижает?

— Коля, ей больно, честное слово! — убежденно проговорила девушка. — Пойдем посмотрим, что с ней?

Николай приладил дверцу к клетке, задвижку решил позже прибить, ведь все равно Алиса не отстанет!

Молодая с нежной белой корой, испещренной черными родинками, береза взметнула свои тонкие ветви выше электрических проводов. Ветер чуть нагибал ее конусную кудрявую вершину в одну сторону, негромко шелестели листья. Каждый вечер вокруг березы вьются майские жуки. Набирая утром в ведро воды из колодца, Николай вытащил одного сонного жука — он свалился туда с нижней ветки. Скворцы таскали в домики корм своим прожорливым, дружно пищавшим птенцам. На взрыхленных грядках закудрявился укроп, поднялся чеснок, белесые стрелки лука были выше всех.

Уланов обследовал березу и увидел, что в белую кору на уровне его груди глубоко врезалась ржавая проволока, видно, когда-то привязали плетень к дереву, да и забыли.

— Вот видишь, а ты мне не верил, — удовлетворенно сказала девушка. — Эта колючая петля душит березу, и ей больно.

— Из тебя получилась бы знатная колдунья, — озадаченно проговорил Николай, — Надо же, услышала, как береза плачет!.. — он недоверчиво посмотрел на нее. — Признайся, что раньше заметила эту проволоку?

— Я никогда не вру, — серьезно ответила Алиса. — И тебе пора бы это давно уяснить.

— Я не понимаю…

— Многое, Коля, еще в нашем мире непонятного, — с улыбкой перебила она. — Я где-то читала, что цветы способны многое чувствовать, а это деревья! Живое, дорогой, дерево…

— Сдаюсь, — развел руками Уланов.

Он сходил в сарай, где Геннадий установил самодельный верстак с тисками, нашел кусачки и освободил березу от удавки. На коре выступили мутные капли сока.

— Теперь ей не больно, — сказала Алиса. — И она больше не будет плакать по утрам.

Еще один майский жук шлепнулся в железную бочку с водой. Белый пух одуванчиков плавал на поверхности. Алиса достала жука, положила на ладошку и стала смотреть, как он, быстро обсохнув на солнце, расправил красноватые жесткие крылья, выпустил из-под них слюдянистые подкрылки и, зажужжав, вертикально, как вертолет, взлетел, но тут же, откуда ни возьмись, вынырнул из-за березы проворный скворец, на лету подхватил жука и отнес своим птенцам, встретившим угощение хриплым писком.

— Видишь, как в природе все устроено: один другого ест… заметил Николай, — И у людей так же.

— Ты не слышишь, как плачет береза, разговаривают птицы, ты не знаешь жизнь муравьев, — грустно произнесла Алиса. — Ты даже, наверное, не замечаешь, что на небе ласковое солнце, красивые изменчивые облака, а воздух пахнет полевыми цветами?