Вильям Козлов - Поцелуй сатаны

Детский крик прервал размышления Уланова: Ада, вытянув вверх пальчик, рыдала:

— Меня-я кролик укуси-ил! Противный…

— Я ему покажу! — сорвался с места Геннадий — Который? Мы ему сейчас голову оторвем!

— Не надо! — сразу успокоилась девочка и подула на палец, — Мне уже не больно…

Гена подхватил девочку, высоко подбросил вверх, так что пухлые белые ножки мелькнули над его головой, и бережно поймал. — Еще раз! — весело потребовала Ада. — Высоко-о — высоко-о! До самого неба!

— Вот это мой громоотвод! — показала Алиса на высокую конусообразную кучу с деловито ползающими по ней рыжими муравьями, — Когда у меня на душе кошки скребут, тоска накатывает, я прихожу сюда, смотрю на суетящихся мурашей, слушаю лес, и все как рукой снимает.

— Они ведь кусаются, — брезгливо глядя на муравейник, заметила Лена.

— Меня не кусают.

Алиса уселась на поваленное, с отвалившимися ветвями дерево, а Лена опустилась на пенек, подальше от муравейника.

— Я маленькая разоряла их с мальчишками, — вспомнила она, — Разворошим палкой, они забегают как сумасшедшие, с желтыми яйцами, а мы смотрим и смеемся… Мальчишки говорили, что на муравьиные яйца хорошо рыба клюет.

— Это жестоко… — глухо произнесла Алиса.

— Что жестоко?

— Разорять чужие дома… Будто война или землетрясение.

— A-а, Гена говорил, что у тебя несчастье…

— Давай помолчим? — не глядя на нее, сказала Алиса. — Ты умеешь слушать лес, небо?

— Я умею молчать, — усмехнулась Лена.

Над березовой рощей по одному им известному маршруту небесными ладьями проплывали белые с темными подпалинами облака. Их легкие почти прозрачные тени касались кудрявых вершин берез и зеленых пик сосен и елей. Солнце не пробивалось сквозь густую листву, однако желтые разнокалиберные пятна были разбросаны повсюду: на бурых прошлогодних листьях, на белых стволах берез, даже на черных пнях. Солнечные зайчики шевелились, как живые, перепрыгивали с места на место, будто играли в пятнашки. С озера доносился негромкий плеск весел, наверное, рыболов ищет в заглубине уловистое место.

Девушки только что выкупались, и волосы их еще не обсохли. Поверх купальников на них почти одинаковые ситцевые сарафаны. Лена оказалась неплохой портнихой: привезла из дома материал, швейную машинку и часами строчила на ней. Ада со дня рождения носила платьица, сшитые матерью. Лена шила для себя, не отказывалась обслуживать и подруг. Похвасталась что сшила на продажу несколько пар летних джинсов.

— Теперь чем уродливее внешний вид, тем моднее, — сказала она — Посмотри, какие куртки из «варенки» шьют, брюки, рубашки!

Алиса ничего на себя из варенки не надевала. Ей эта мода не нравилась, а вот Ушастик и Длинная Лошадь охотились за костюмами из пятнистого белесого материала.

— Я рада, что у вас все хорошо с Геной, — сказала Алиса. Она подобрала с земли острый сучок и отколупывала им подопревшую кору на бревне. Муравьи, сновавшие рядом, тут же устремлялись на обнаженную часть ствола и обследовали его в поисках мелких насекомых.

— Хорошо? — усмехнулась Лена — Ты считаешь, что прозябать в глухой деревушке с арендатором — это счастье? Пока обхаживает меня, помалкивает, а потом запряжет в работу. У него ведь планы наполеоновские: заделать пасеку, взять в колхозе телят или поросят, развести гусей-уток… Да он меня скоро превратит в свинарку или доярку!

— Про коров он вроде ничего не говорил… — улыбнулась Алиса.

— Мужчина он будто неплохой и к Аде относится хорошо, — продолжала Лена. — Но ты же сама видишь — на первом плане у него работа! С раннего утра допоздна гнет спину на участке. Даже в праздники не отдыхает! Бывает, за день со мной и десятком слов не перемолвится.

— Коля тоже часами сидит над рукописями, — вставила Алиса.

— Николай — интеллигент, а Гена — мужик, крестьянин.

— Не скажи, Коля тоже сельской работы не чурается! Когда все у них наладится…

— Я таких мужиков знаю, — перебили Лена. — Одно наладит, за другое возьмется, потом за третье… У него какая-то жадность к земле, а ведь городской человек! С высшим образованием. А пашет и пашет… Вон высох весь, а руки как наждак.

— Зачем же ты согласилась за него замуж? — спросила Алиса.

— А, да надоело с этими молокососами вожжаться, — небрежно ответила, Лена. — У них вообще ничего за душой нет. Пустота! Носятся на своих трещотках и думают — они пуп земли. Гена — серьезный человек, работяга, а они — бездельники и тунеядцы.

— Ну а другие?

— Ты думаешь, так-то просто выйти замуж с ребенком? — взглянула на нее Лена. — Были у меня… разные.

Женщиной-то я стала в пятнадцать лет. Никто не верил, что Ада моя дочь. А Снегов даже не спросил, чья она, говорит, беру тебя вместе с дочерью, и будет она мне как родная. Ты заметила, Адка не отходит от него? Он на озеро — она за ним, помогает кроликов кормить, за цыплятами ухаживать. Только и слышишь от нее: «Дядь Ген, дядь Ген!».

— Скоро будет папой называть, — вставила Алиса.

— Конечно, ребенку нужен отец, — вздохнула Лена. — Я это давно поняла.

— Ну, а любовь?

— Любовь? — уставилась на нее Лена. — А что это такое? Когда я в десятом классе таскала по городу брюхо, я возненавидела всех мужиков на свете! И с тех пор ни разу не влюблялась… Мужчины были, я знаю, что многим нравлюсь, хотя и не такая красивая, как ты… А с этими… что на мотоциклах, так это от скуки, честное слово! Люблю я прокатиться с ветерком. Да и сама могу за рулем. Родион научил. Пожалуй, этим и подкупил меня. Не боялся даже на шоссе давать руль…

— Я тоже не любила, Лена, — сказала Алиса, глядя, как муравьи вытаскивают из дырочки ствола белесого червячка с коричневыми ножками, — Не знаю и сейчас, люблю ли. Что-то заржавело во мне после смерти родителей. Жили люди, и вдруг за несколько секунд ни дома, ни людей, ни города. Страшно это.

— По телеку показывали, — покивала Лена. — Волосы дыбом… У меня старший брат по пьянке в позапрошлом году погиб. Свалился зимой с моста через Мету. Головой об лед… А ему и было двадцать три.

— А как тебе Коля? — вдруг спросила Алиса.

— Такого мужчину, как Николай, можно полюбить… — ответила Лена. — Только тоже весь в своей работе. Это надо же на солнцепеке просидеть весь день с ручкой в руке! Он что, писатель?

— Правит чужие рукописи. Готовит их для печати.

— И хорошо за это платят?

— Не знаю, я не спрашивала.

— Он тебя любит, — убежденно сказала Лена. — Это сразу видно.

— Наверное, и Гена тебя любит.

— Не думаю, — отмахнулась Лена. — Гена любит работу, а уж потом все остальное… Есть такие одержимые.

— Это хорошо.

— Кто знает, кто знает… — протянула Лена. — Очень Уж он по-деловому предложил мне выйти за него. Да и какая может быть любовь после двух встреч? Я расплакалась перед ним, стала жаловаться на свою бабью долю — думала, ведь он меня вместе с мотоциклом сдаст в милицию… А он вон как все повернул! Мне и отступить уже было некуда…