Д. Савельев - Медитатор [сборник рассказов]

С Антошкой и правда что–то произошло. Я не замечал, как он менялся, как не замечают недостатки любимых, и время давало мне привыкнуть к его изменениям. Я уже несколько дней не слышу его голос у себя в голове, а сам он покрылся синей извилистой коркой. Он несколько дней ходит по больнице, и в глубине его черепа поблёскивают сплошь чёрные всепонимающие глаза. Ночью они светятся, их чернота не поглощает, а испускает свет, и это свет существа из другого мира. Но я уверен, что это всё тот же Антон, преобразовавшийся, слившийся с кем–то или чем–то, но всё тот же. А вот и он! Антоша, милый, ну поговори со мной! Неужели ты после всего, что мы вместе пережили, оставишь старого больного доктора Носова наедине? Нет, он не слышит меня. Наверное, я всё–таки рискну выбраться в город. Что меня там ждёт? Я ведь заканчивал хороший ВУЗ, я был талантливый весёлый парень, что со мной стало? Психушка меня сломала? Время надругалось надо мной? Я должен снова научиться мыслить, я должен вылезти из норы, чтобы получить информацию. Наверняка, ведутся исследования. Наверняка, меня ждут хорошие вести. Я поеду к себе домой (сколько я уже не был дома!) и перечитаю свою любимую книжку. «Улитку на склоне» Стругацких. И хорошую проститутку, я уже не помню, что такое женщина. Я заслужил. Нет, проститутку я не хочу, я хочу, чтобы у меня появилась своя женщина. Как тогда, в молодости, как тогда… Ещё один мутант пошёл. Плохо всё это, но я выхожу.

То была последняя встреча. Прощай будущее, я счастлив! У меня открылись глаза. На самом деле! Я прозрел в прошлом и уже могу ходить. Усталость прошла, оптимизм наполнил меня! Вперёд, только вперёд! Струйка продолжает своё поступательное движение с незаметным заворачиванием влево, и я догадался, что это не струйка воды. Это струйка жизни, струйка энергии. Так постаралась эволюция, чтобы обеспечить сохранность вида. Просто прийти снова к середине, отрубив начало. И ничего не может случиться с этим кругом. Сущности лопаются, как воздушные шарики вокруг. Отмирает ненужный атавизм, отваливается хвост у младенца. Нет, они не исчезают совсем, они где–то продолжат своё существование. Возможно. Но нам–то что! У меня есть целая Земля, Земля новая, не испорченная знанием! Новая почва для развития, без скуки и без холодов! И надо было мучиться, надо было отчаиваться и желать небытия, чтобы получить всё это в награду! В безраздельное и бесконечное пользование! До следующего слияния! На круг.

Вот последнее, что я, доктор Р. Носов, увидел и понял до того, как наступила темнота. Ко мне подошёл Антошка. Он содрал с лица синюю плёнку, и на него стало невозможно смотреть. Я как будто увидел себя, только в далёком будущем, за какой–то чертой, где начинается новая Вселенная, где всё мертво, но вот–вот начнётся движение частиц. Начало — всегда конец. Мне грустно, что всё именно так, но я не властен над судьбой так же, как не был властен над своею похотью. И я первый раз услышал, как Антоша говорит. Он сказал всего одно слово, и после него всё посыпалось, начало рушиться и распадаться. Стены исчезли, звёздное небо навалилось сверху, сбило с ног, смяло и растворило в ночи. Было видно, что в городе нет ни одного человека, только вялые пришельцы из будущего с чем–то синим и извилистым на лицах. Это было слово «Пли!», и в душе доктора звучат отрывистые хрустящие выстрелы, уходящие в бесконечность. Это было слово «Пли!» для доктора, я произносил нечто совсем другое, обнажая ему лицо. Я благодарил доброе человечество за всё, что оно для себя сделало. Я сказал ему просто: «Награда…»

Он ничего не делал. Его кормили — сначала родители, потом жена. Его одевали и развлекали.

От него была отдача. Преданно, по–собачьи смотрел он на своих добрых родственников и друзей. Пока жена была на работе, ему и в голову не приходило уйти налево. Но он ничего не хотел делать.

Звали его Алексей, или Лёшка, или Лёха–фуфло. Он любил: свой диван; телевизор; секс; лежать в ванне; болтать. Пить он не любил, потому что от этого болит голова. Курить надо было выходить на улицу, и Лёха бросил курить. Умные вещи он тоже не любил.

Лёха потрясающе умел трансформировать информацию, получаемую от своих знакомых, и под видом своего собственного опыта он выдавал её другим знакомым. К ним всё время кто–нибудь захаживал — у них было уютно и всегда принимали и угощали, поэтому поток информации не иссякал. Телевизор, особенно спортивные программы, тоже сильно влияли на Лёшино мировоззрение. Он говорил вяло и, в то же время, увлечённо, часто вставляя в свою речь непонятные слова, услышанные им от комментаторов, как то «порванный мениск» или «стартовая скорость».

Развитие Фуфловой личности шло медленно, и впервые о смысле жизни Лёха задумался в 31 год. Решив, что его жизнью кто–то управляет, скорее всего — Бог, он постарался забыть обо всём этом, но мысли о смысле сами собой возвращались.

Однажды он беседовал с хорошим жениным другом.

— Я, блин, как порванный мениск, блин, — говорил другу Лёшка. — А Бог, блин, дал мне, на хрен, стартовую скорость и теперь смотрит…

Женин друг прихлёбывал пиво и ласково глядел на Лёху. Он уже давно познал смысл жизни и разбирался в бабах отменно, облюбовывая их и ползая под ними, подчиняясь смыслу. Жена Лёхи была баба отменная, но не хотела давать всем своим друзьям. Он удивлялся и ждал.

— А ты знаешь, я вчера видел Бога, — сказал женин друг. — Он устраивал технический приём населения.

— Где? — провалился в кресло Лёша.

— Да на площади Революций! — Женин друг усмехнулся про себя. — Он, небось, и сейчас там сидит!

Последний раз из дома Лёха выходил 3 месяца назад — искал сантехника. Жена была в командировке, и по всей квартире, как морские мины, плавали кусочки говна.

Когда женин друг ушёл, Лёха напялил коричневый свитер, подрезал бороду и отправился на встречу с Богом.

Природа не пускала его к площади Революций. Злобные порывы ветра швырялись грязью и облачками жёлтой листвы. Здоровые булыжники сами собой кидались под ноги, заставляя спотыкаться. Чёрные кошки стадами перебегали дорогу. Крупные градины подкрадывались с неба и неистово долбили по шее.

Как только Лёша поворачивал назад, всё прекращалось. Но любопытство всё–таки пересиливало, и он снова карабкался через разверзшийся трубами перекорёженный асфальт, протискивался в щели ощетинившихся гвоздями заборов, перелезал через бетонные блоки и уворачивался от кусков штукатурки, отваливающейся со стен.

Наконец, из лабиринта строек и газопроводов его вышвырнуло на площадь Революций.

Площадь была пустынна, только посредине стоял одинокий столик со стулом и табличкой «Приём окончен».

«Неужели я опоздал?» — испугался Алексей.