Всеволод Фабричный - Самоед
- Название:Самоед
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Всеволод Фабричный - Самоед краткое содержание
"Повесть "Самоед", как понятно из названия — автобиографична. Герой, он же автор — 27-летний алкаш, в высшем мессианском смысле панк, богопомазанный люмпен, мизантроп, планетарный некрофил и т. п. В юности он переехал с родителями в Канаду, где не захотел продолжать обучение, а устроился работать грузчиком. Из-за хронической несовместимости с прочими человеческими особями, а так же по причине некислой любови к питию на одном месте работы он подолгу не задерживался и за десять лет поменял не один склад, разгрузил не одну сотню фур с товарами народного потребления, спрессовал не один десяток кубов одежды (когда работал сортировщиком в Армии Спасения), встретил множество людей, с некоторыми из которых работал в паре, выпил с ними и "сольно" не одну тонну бухла.
Обо всём этом есть в повести — главным образом автор пишет о себе и о людях — а люди в Канаде, судя по его напарникам, не менее "весёлые", чем у нас".
(с) Леонид Зольников
Самоед - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Что именно? Ты можешь привести пример.
— К сожалению нет. Я как–то записал некоторые фразы, которые я запомнил, но потом потерял бумажку…
— Еще вопрос: имели и имеют ли твои сны какие–либо сексуальные элементы?
— Да. Мне часто снится что я насилую женщин. Я подхожу к ним сзади, срываю одежду и вступаю в половой акт…
— И теперь о сомнамбулизме… В каком возрасте ты начал ходить во сне?
— Примерно лет в шесть. Сначала все это было довольно мирно. Во сне я вставал и начинал ходить по квартире. Рано или поздно кто–то из родителей просыпался, брал меня за руку и вел в назад в постель. Утром я ничего не помнил. Уже потом в подростковом возрасте мой лунатизм приобрел более угрожающий характер. Родители говорили, что я часто кричал нечеловеческим голосом, прыгал, бился о стены. Они не могли меня разбудить, хотя, по их словам — глаза мои были широко открыты и в них не было ни капли рассудка. Я был совершенно безумен и неуправляем. Мать говорила мне, что в такие минуты я становлюсь очень сильным и всегда боялась, что подобное случится со мной, когда отца по какой–то причине не будет дома. Я опять–таки — не помнил произошедшего.
— То говоришь, что бился о стены… Были ли у тебя какие–нибудь травмы полученные при этих буйных ночных эпизодах?
— Нет. Мне повезло. Ничего серьезного не было, хотя несколько раз был сильный риск сломать ноги. Иногда я бегал по квартире. Естественно я падал. Один раз я проснулся в момент падения. Я сильно ударился головой о пол, но ковер частично смягчил удар… Самый потенциально опасный случай произошел со мной в четырнадцать лет, когда я летом гостил у бабушки на Украине. Проснувшись ночью я внезапно увидел поезд, который со страшным ревом въезжал к нам в окно. Я закричал и бросился бежать. Ударился головой в зеркало, упал, потом поднялся и сразу же зацепился ногой за маленький электрический камин, который бабушка ставила в коридоре. Снова упал. Мне тогда очень повезло. Я мог бы разбить головой стекло и сильно порезаться…
— Сева, ты говорил мне, что начал пить в тринадцать лет. Как ты думаешь — оказал ли алкоголь влияние на твои ночные кошмары, сомнамбулизм и так далее. Ухудшилось ли твое состояние после того, как ты начал пить?
— Я не могу сказать точно. Мне кажется, что алкоголь не особенно влиял на мой сон. По–крайней мере я не помню, чтобы подобные ночные инциденты случались во время алкогольного опьянения… Если я ложился спать пьяным — я всегда спал крепко.
— Скажи….
Разговор продолжается еще минут пятнадцать.
Я посещал этого психиатра три года. Мы успели поговорить о многом. К сожалению все что он мог предложить мне — это увеличить дозу антидепрессанта. Старик скорее всего никогда не принимал подобные лекарства. Моральное состояние человека мозги которого накачаны тройными дозами антидепрессанта — далеко не веселое. Антидепрессант не лечит от депрессии. В больших количествах он делает жизнь похожей на вялое копошение личинок на дне пруда. Можно лежать в гробу и при жизни. Конечно у каждого человека будет своя реакция на лекарства подобного рода, но я лично не в восторге от этого чуда двадцатого века. С наркологом у меня тоже не сложилось. Он, подрагивая пшеничными усами, сердито гнал меня в общество Анонимных Алкоголиков и когда я отказывался — видно было, что мужику хотелось топать ногами от ярости на упертого иммигранта. Он даже использовал мягкие бранные выражения в мой адрес. Я не мог и не хотел объяснить ему, что чужие истории выздоровления только лишь подстегнут меня на новые алкогольные подвиги. Мне не нужно знать кто и как выздоровел — в истории исцеления я буду улавливать лишь названия напитков и граммы, которые человек проглатывал в свои «лучшие времена». Истории же с концом печальным (спился, умер) действуют на меня так же негативно. Если я знаю, что у моего друга цирроз — мне не хочется торжественно откреститься от своего пива и водки. Наоборот — я желаю пить еще больше… Совсем недавно я узнал от своей докторши, что мне уже самому недалеко от цирроза. Испугался ли я? Огорчился ли я? Начал ли, придя домой, быстро–быстро ходить по квартире с каменным лицом и не отвечать на вопросы? Нет. Мне все равно. Какое тут Общество… Да и что оно собой представляет? Скопление овец с общей бедой: они больше не могут выпить. Естественно люди этого не признают. Они взахлеб вещают про удивительную радость трезвого бытия, про налаженные отношения с родственниками и главное — про «свободу», которая напористой струей шибанула им в голову после того как они сказали бутылке «нет». А что же внутри? Внутри, под скальпом, под черепной коробкой в сложнейшей химии ума постоянно скребется досада на свое выздоровление. Отношения с женой и детьми наладились — она даже помолодела от такого порядочного мужа, а дети уже не говорят друзьям в школе «а мой папа может выпить сразу две бутылки водки и ему ничего не бывает». И все равно: хотя в этом страшно и не совсем удобно себе признаться, но настоящее счастье было тогда, когда ты шел со своего литейно–механического завода, покупал по пути домой небольшую бутылочку и успевал выпить ее как раз до того момента, когда твоя усталая нога ступала на сравнительно чистый пол твоего родного подъезда. В подъезде ты быстро съедал пряник, или теплый, обветренный круг специально припасенной колбасы и жена твоя настороженно открывала тебе дверь моментально раздувая ноздри как только чуяла порыв воздуха принесенный в квартиру движением твоего горячего заводского тела.
Часть Вторая: Что я утаил
Я вообще очень настороженно отношусь к понятию «нормальный». Я часто хожу на прогулку на территорию местного дурдома и если мне когда–нибудь зададут вопрос: а что тебе там нравится? Я отвечу: «Там не боишься людей, потому что знаешь чего от них ожидать».
Естественно — я много недоговаривал своему врачу. Кое–каких вещей он бы просто не понял или осмеял, (да, да! психиатр часто смеялся надо мной!) а кое–что рассказывать было уж решительно невозможно. О некоторых эпизодах из моего детства я умолчу даже в этой книге.
Боже мой! Откуда эти красные полосы на шее и распухшие губы? Мать честная! Почему я бегу по морозной январской улице одетый в крохотные женские сапоги, женский плащ и круглую лисью шапку с хвостом? Мда… Вроде бы все высосано из пальца — у людей бывают гораздо более ужасные драмы, но что мне до их драм? Мое восприятие каждодневных, тривиальных ситуаций всегда в увеличенном, набухшем состоянии. Водянка яичка. Вечная грыжа чувств.
Есть вещи, которые нет сил упоминать, пока живы все твои родственники.
Пожалуй я расскажу нечто курьезное… Распахну форточку и немного проветрю. Слишком уж пахнет газом…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: