Всеволод Фабричный - Самоед

Пещерный Человек любил фильмы Тарковского и классическую музыку. Однако при этом он имел завидные познания в области андерграундного панка и хардкора, которым видимо увлекался в молодые годы. Он любил кофейные напитки со льдом и шутки, касающиеся венерических болезней.

Многие сотрудники с завидной постоянностью называли его гомосексуалистом и извращенцем. В глаза и за глаза. В то время Роберт жил вместе с каким–то молодым человеком и на паях с ним платил за квартиру. Шуткам не было конца и предела. Фантазия людей отягощенных скучной, рутинной работой не знает стыда. Что только не придумывалось про Пещерного Человека и его друга! Маркиз Де Сад не смел бы и подумать о таких проделках… Пещерник же не обращал никакого внимания…

Это прозвище дал ему не я, а молодой индус–наркоман со сломанной и плохо сросшейся потом рукой. Индус этот и сам был порядочным персонажем…Его заветная мечта состояла в том, чтобы насиловать молодых девиц на глазах их матерей. Это была злобная, подлая мразь не лишенная однако некоторого обаяния… Как он сообщил мне — самая большая удача его жизни была смерть отца, который в страшных муках загнулся от цирроза. После папашиной кончины он унаследовал его машину. Надо сказать, что ко мне он относился со странным и непонятным мне уважением и сказал что я имею полное право брать ключи его наследственного автомобиля и в любое время рабочего дня угощаться виски или водкой, которая никогда не переводилась на захламленном заднем сидении.

У себя дома индус держал тарантула и периодически покупал ему живых мышей. Он ежедневно опаздывал на работу потому что проводил ночи со своей подругой накачиваясь ромом, нюхая кокаин и познавая всевозможные плотские наслаждения. Утром он шатающимся коричневым призраком приступал к своим обязанностям — упаковке заказов. Пещерный Человек паковал вместе с ним и доводил индуса до белого каления уже одним фактом своего существования. Когда индус бывал особенно не в духе, а именно «аки лев рыкающий» — Пещерный Человек видя это начинал плясать и петь французские песни невероятно противным фальцетом. Это была удачная месть за индусовские оскорбления — тот просто кипел розовой пеной…

Но я отвлекся! Как же выглядел Пещерный Человек?

А вот как: огромная голова с короткой стрижкой под горшок и покатым неандертальским лбом, непропорционально короткие ноги, крупная бородавка на верхней губе похожая на круглый кусочек дерьма и при этом постоянно слезающая с ушей и подбородка кожа, которую Пещерник периодически отрывал лоскутками и тщательно осмотрев скатывал пальцами в воскообразные шарики. Кожа слезала потому, что Пещерник каким–то образом подхватил дрожжевую инфекцию — кандиду. Он часто подходил ко мне и, издавая запах прогорклых дрожжей, печально говорил:

— Кандида, дружище, это на всю жизнь.

Он родился в Монреале и прожил там до двадцати лет. Французский акцент остался с ним навсегда. Его отец застрелился, когда он был еще ребенком. Наркотики, алкоголизм, долги и депрессия — хороший набор для отца, чтобы начинить свою седеющую голову свинцом. Мать его была либеральной женщиной и часто покуривала марихуану вместе с сыном. Пещерный Человек говорил мне что курить и пить с матерью — это последнее дело и хуже этого ничего быть не может.

Я не знаю многого о молодости Пещерника и поэтому не берусь судить, но мне кажется, что классическая музыка, которую он так любил была его защитой и спасением от демонов, которым он когда–то уступил и теперь был слишком рассудителен (да и слаб телом) чтобы уступить снова.

Когда шалить нет уже сил и тело отторгает даже самые робкие потуги на веселье — необходимо быстрой найти, что–то классическое, доброе и безвредное. У самого сейчас так и возникла перед глазами большая энциклопедия животных Брэма, которую я как–то судорожно схватил и стал читать, когда в один из моих пьяных, запутавшихся и виноватых подростковых вечеров. Сколько людей на этом свете слушают Баха, читают Диккенса и вышивают крючком только потому, что эти занятия ставят сложную преграду чтобы водка, игла и звериное поведение не смогло снова проникнуть в «хочу»…

Незадолго до моего ухода с этой работы к Пещерному Человеку приехала старушка–мать на вечное поселение. Он ждал ее приезда с нетерпением и подозрительной эйфорией. Через пару дней после счастливой встречи и начавшейся за ней совместной жизни — монреальский эксцентрик заметно сник и стал (поначалу осторожно) жаловаться на невыносимый материнский характер. Со временем жалобы усилились и покрылись легким налетом злости и отчаяния. Ему стало вдруг досадно, что мать целыми днями сидит дома, выходя лишь в библиотеку или за пропитанием и Пещерный Человек стал активно искать старухе работу, а также вести туманную агитацию насчет того, что ей не обязательно жить вместе с ним, а можно и съехать куда–нибудь подальше. Изначально материнский приезд задумывался ради экономии денег — она будет работать по мере своих древних сил и Пещерник естественно тоже станет приносить кое–какие крохи со своего мыльного склада. Однако очевидно что старушке весьма понравилось торчать дома и читать французские романы и совсем не хотелось мыть раковины и затирать пятна дерьма в офисных санузлах. На другое, как я понял, она не годилась. Чем все это закончилось я не знаю.

Снова воспоминание выдавливается из меня… Как прибитый палкой лягушонок, дергая лапками — судорожно лезет из глазниц…

Солнечный, солнечный день. Я только что уволился с мыльного склада. Я пьян почти до беспамятства. Ангелы Венички Ерофеева сурово качают светлыми, трезвыми головами. Пещерный Человек и еще один близкий друг ведут меня под руки к станции надземного метро. Я шатаюсь, скалю щербатый рот, скорее не говорю, а утробно взревываю какие–то фразы…Затем вагон. Мы едем. Пещерный Человек сидит рядом со мной. Моя станция. Я с трудом встаю с сидения, обнимаю его и он навсегда пропадает из моего поля зрения.

Я получил свои первые духи от матери. От роду мне было 12 лет и она подарила их мне потому что ее не совсем устраивал аромат. Духи назывались ISA. Высокий флакон с жидкостью напоминающую мочу. Но не грозную темно–желтую — какая случается по утрам, а наоборот: слабенько–желтоватую как веселая, напористая струя после трех поспешно выпитых бутылок пива.

Духами я прыскался с увлечением и с тех пор у меня так и осталась страсть именно к женским духам со знойными, тяжелыми запахами. Когда я забредаю в дорогие магазины и там на полках стоят флаконы с сэмплами духов — я почти всегда прыскаю себе на одежду именно женскими. Я предпочитаю строгую, классику Chanel: Egoiste, Coco, Allure… Продавцы смотрят на меня с враждебным недоумением — бритый наголо, худой молодой человек с бегающими глазами и крупным носом, одетый в часто обшарпанную рабочую одежду, в тяжелых ботинках вдруг крадучись идет к флаконам с женскими духами и, оглядевшись по сторонам, долго, обстоятельно прыскается. Иногда «в шейку», иногда в рукав — это и полезно: рукава часто уныло и отвратительно пахнут старым сигаретным дымом. А тут — тайна, удивительный аромат, легкий кивок самому себе — если запах особенно хорош, и даже довольное покрякивание.