Павел Мухортов - Повести и рассказы

Тенистая благоухающая аллея вела в соседнюю школу. В ней он был всего два раза: в девятом — на олимпиаде по биологии и в начале десятого — на осеннем балу, куда пригласили давние приятели по совместным тренировкам в спортклубе. Машинально посмотрев на часы, он, спохватившись, чтобы не опоздать на урок, бросился бежать.

Странный незнакомец у киоска последовал его примеру.

… Как ни старался Генка, но к уроку не успел. Когда перепрыгивая через три ступени, он подымался на нужный этаж, прозвенел предательский звонок. Генка кинулся к физкабинету.

Классный руководитель Ольга Петровна Зарина, учительница физики, не терпела опоздавших. Это была педантичная женщина.

Урок обычно начинался с проверки присутствующих и готовности к занятиям, и если на рабочих местах творился беспорядок, класс шумел, Зарина восстанавливала дисциплину.

Генка приоткрыл дверь. В образовавшуюся щель просматривались доска, кафедра, часть класса. Вроде никого. Он пригнулся, чтобы остаться незамеченным, и скользнул бесшумно к парте.

— Ткачук!

Генка замер от отчаянного удивления.

— А разрешение спрашивать надо? — упрекнула Зарина, подготавливая приборы к опыту. — Мокрый весь. За вами, что, гнались?

— Извините, Ольга Петровна, — оправдывался Генка, — часы подвели.

— Ладно, садитесь. Пока замечание, а, впрочем, пожалуйте к доске. Формулы пройденной темы. В вашем распоряжении пять минут. Дерзайте.

Ошеломленный Ткачук протянул руку за мелом. Тут под бурные возгласы и негодование Ольги Петровны дверь в кабинет распахнулась. Еле переводя дыхание, на пороге стоял Хомяков. На макушке смешно торчал клок волос.

— Извините, Ольга Петровна. Часы подвели.

— Иди уж. Тоже весь мокрый. Наверное с Ткачуком состязания устроили.

— Ольга Петровна! — взмолился Васька в отчаянии.

— Хорошо. Выручай товарища, оценка будет по десятибалльной системе. Потом поделим пополам.

Генка застыл на месте пораженный догадкой. Рука остановилась на середине формулы. В Хомякове Генка узнал следившего за ним с Леной незнакомца. «После уроков будет сногсшибательная весть», — с неприязнью, граничащей с презрением, подумал Генка.

Он вспомнил, как два года назад, еще в восьмом классе, уже был подобный случай… Тогда Генка усталым вечером возвращался с тренировки. На лавочке у соседнего дома, увитого плющом, он заметил одинокую девичью фигурку. Присмотревшись, узнал в ней новенькую. Звали ее Инна. Родители девочки недавно поменяли квартиру. Новенькая училась в старой школе, в районе, где они жили. Во дворе ни с кем еще не вступила в контакт. Но все же самые любопытные из двора выяснили ее имя. Узнал его и Генка.

От сверстниц Инна ничем не отличалась, только была, пожалуй, чуть выше и стройней. Это сразу подметили мальчишки, и кто–то придумал кличку — «светофор». И еще, что узнал Генка и что больше всего заинтересовало — это собака Инны. Огромный породистый сенбернар, вечно со встопорщенной шерстью и чем–то недовольный. Откашливаясь, кто–то лениво гавкнул, и через мгновение перед оторопевшим Генкой появилось чудовище. Глаза его, словно раскаленные рефлекторы, отражая свет фонарей, выжидательно блестели.

— Фу, Чанг! Ко мне!

Услышав четкие властные слова, чудовище прижало уши и откатилось к хозяйке. Геннадий очнулся. В голове мелькнуло: «Нельзя показать испуг!» И он, несмотря на еще не успокоившееся сердце, переводя дух, картинно смело подошел и сел на скамейку:

— А я не испугался… — выдавил он, не замечая, как выдал себя этим.

Около получаса Инна рассказывала о собаках. Все, что говорила она, было для Генки необычайно интересным, а главное новым, но, не желая признавать это, кивал головой, как бы в знак согласия, и многозначительно подтверждал: «Да!»

А на следующий день Ткачук слушал сработанную Хомяковым историю: смесь полулжи, полуправды, искусно сплетенную и преподнесенную одноклассникам. Сверстники потешались над Генкой. Тогда он не нашел ничего лучшего, как наказать сплетника оплеухой. Драка заслонила сплетню, и больше рассказов Васьки никто слушал.

«Вот и сейчас он распустит слух. И словно мухи тут и там», — Генка вспомнил строчку из песни и презрительно посмотрел на язву — противника. «И парень вроде бы неплохой, но все бы ему всковырнуть и показать на свет божий».

Кроша мел, Васька усердно выводил формулу и к изумлению всего класса, выводил правильно. Неожиданно Генка процедил сквозь зубы:

— Хомяк, поменяй числитель на знаменатель.

Доверчивый товарищ, весьма слабый в точных науках, благодарно кивнул и исправил формулу, а Ткачук с приподнятым настроением, чуть ли не подпрыгивая от подстроенной пустяковины, направился к парте, оставив исписанную доску на суд преподавателя. Через минуту–другую сел и Хомяков. На лбу от мук творчества блестели бисеринки пота.

Ольга Петровна заметила беспощадную подсказку Ткачука, и если до этого не задумывалась над причинами опозданий обоих, теперь ей просто стало интересно. Знала она своих учеников прекрасно: не только способности к наукам, но и кто чем живет, атмосферу дома, могла найти подход к каждому и к каждому подходила индивидуально. Многие, благодаря ей, полюбили театр, стали бывать на различных выставках, заинтересовались книгами, музыкой, полюбили природу. В свою очередь ребята не давали потерять тонкую нить детства в душе учителя. Ольга Петровна была для них не только учителем, но и товарищем. Она воспитывала учеников настоящими людьми и сама оставалась вечно молодой, пусть и с седой головой и морщинами на лице.

… Нить детства. Если учитель забыл себя в школе, если свысока смотрит на учеников, он несчастен, так как никогда не поймет ребенка, а тот, ни за что не вникнет душой в его заветное слово, и только скука в ребячьих глазах забрызжет холодной, противной моросью. Но учитель, не представляющий себя без проблем учеников, строящий урок, как архитектор, с живой идеей, пытаясь ворваться в их внутренний мир, который спорит, убеждает, доказывает, такой учитель вложит в человека куда более важное, чем формулу полипропилена или логарифмическое уравнение, он научит мыслить

Ольга Петровна решила не раскрывать перед классом медвежью услугу.

— Так, ну что же? Все верно. Но за неуважение к предмету — только четыре…

По классу пронесся порывистый вздох облегченного восклицания Хомякова.

— Продолжим урок. Новая тема…

Какая там новая тема?! На соседнем ряду возникает подозрительное оживление. Присмотревшись, Генка видит, как от парты к парте путешествует тетрадный листок, сложенный пополам. На одной стороне четко вырисовывается «Передай другому». Знакомый, изломанный, неровный почерк Хомякова.

Прочитавшие записку с удивлением пытливо уставлялись на Генку. И это он тоже заметил. «Итак, Васька перемены не дождался. Ничего, — успокаивал себя Ткачук, — бывало и похуже»…