Сергей Дигол - Отпечатки на следах [СИ]

«Как животное», первое, что приходило в голову Наташе, но бросив взгляд на покоившуюся на подушке седую гриву, она чувствовала, как от одного вида этих совершенно белых, сливавшихся с подушкой волос, у нее теплеет и одновременно сжимается что–то внутри. Ей хотелось прижать эту большую голову к груди, и тогда у нее что–то еще сильнее сжималось, и она понимала, что это — жалость и, наполняя глаза слезами, она ложилась рядом и глядела через пелену соленой жидкости в потолок, и тихонько шмыгала носом, пока не проваливалась в сон.

За три последних дня Наташа уже отчаялась увидеть в Николае прежнее животное, сделав невеселый вывод, что самое замечательное, что может быть в мужике — это когда он напоминает животное. Нет, Николай по–прежнему приходил с работы домой, все так же садился за стол, вот только зачем–то ждал, пока остынет первое — должно быть для того, зачерпнув пару раз бульон, встать из–за стола, хмуро поблагодарить жену и не притронуться ко второму, а уж тем более к чаю.

О любви и говорить не приходилось. Он заглядывал на кухню, где завелся новоселец — взгромоздившийся на холодильник крохотный телевизор из Наташиной квартиры, буркал «спокойной ночи» и, не поцеловав, как обычно супругу — даже в шею, даже в макушку — уходил в комнату, где через секунду гаснул свет и Наташино лицо, курносое бледное лицо со струйками по щекам, освещали лишь мелькающие огни крохотного телеэкрана.

На третью ночь она не выдержала.

— Что происходит, Коля? — огласил комнату ее твердый голос.

Майор Апостол открыл глаза. Его супруга стояла в проеме — в халате, невысокая, непреклонная.

— Кажется, у меня отберут дело, — полушепотом ответил он.

Наташа словно обмякла: железная дева превратилась в мягкую игрушку.

— Милый мой!

Она плюхнулась на колени у его изголовья и стала водить дрожащей рукой по его щеке.

— Что же ты молчал? А как же адвокат? Он же обещал?

Николай ухватил кончики ее пальцев губами, потом чмокнул крохотную ладошку и, наконец, утопил поцелуй в склонившихся над собой губах.

Через пятнадцать минут они сидели, упершись спинами в приподнятые подушки, обмениваясь искрящимися взглядами и не расцепляя рук.

— Адвокат и сейчас успокаивает, — сказал Николай. — Уверяет, что все на мази и удивляется, с чего это я паникую.

— А с чего ты паникуешь?

— Меня Гологан к себе вызывал. Сказал, что если до конца недели дело не будет раскрыто, его передадут другому следователю.

— Что, так и сказал?

— Прямым текстом.

— Но он не имел права. По закону…

— Наташа, — он мягко перебил ее и погладил по руке. — Произошли некоторые события, о которых ты пока не знаешь.

— Так просвети.

Николай замолчал, покусывая нижнюю губу. Вылез из–под одеяла, подошел к столу, поднял прислонившийся было к ножке портфель и, порывшись в нем, достал несколько сцепленных скрепкой листов.

— На вот, читай, — ткнул он листы в Наташину ладонь.

— Что это?

— Это я, — он почесал подбородок, — электронное письмо получил. Читай, читай. Коньяк будешь?

Он развернулся, явно собираясь на кухню.

— Тебе нельзя.

Николай застыл на мгновение, но все же вышел в прихожую, и уже оттуда до Наташи донесся его голос:

— А спина прошла.

— А если опять схватит?

— Что же теперь, совсем завязывать? — раздалось как из бочки: стена между комнатой и кухней отличалась поразительной звукоизоляцией.

— То же мне алкоголик, — весело сказала себе Наташа, и громко добавила — Ладно, только по чуть–чуть!

Николай почувствовал, как у него начинает затекать шея — так долго он ждал, сидя на кровати и повернув голову влево, Наташиной реакции. Наконец она отложила последний прочитанный лист.

— Ты получил это письмо три дня назад? — спросила Наташа, и он виновато потупился.

— Да нет, я не об этом, — поспешно исправилась она и, придвинувшись, оставила у него на плече бледный засос.

— Ты узнал, откуда отправлено письмо? Ай–пи адрес, или что там еще требуется.

— Я же говорил, — поморщился Николай, — что не хочу пока шуметь.

— Вот и доскрытничался. Неудивительно, что тебя вызвал Гологан.

— Да при чем тут это? Он прекрасно знает стиль моей работы. Я могу неделю ничего не докладывать, или отделываться ничего не значащими фразами, мол, работаем, собираем улики, одним словом, никакой конкретики. А потом — хлоп, пожалуйста, преступление раскрыто. Что, в первый раз что ли?

— Это если преступление никого не интересует. Разве что для поддержания благоприятной статистики. А когда идет торг?

— Так в том то и дело.

— В чем?

— Что торг начинается, когда преступление почти раскрыто.

— Ну да, у тебя отбирают дело, представив так, будто ты не справился и передают его подполковнику Никитину, или подполковнику Палади, а то и полковнику Гологану. Они же, в отличие от некоторых не подводят! — ее голос был одним неприкрытым сарказмом.

— Прошу тебя! — еще больше скривился Николай.

Но Наташа разошлась не на шутку и одеяло в районе ее колен то резко вздымалось, то снова рушилось вровень с поверхностью кровати.

— Так откуда письмо? — потрясла она ворохом листов.

— Я через частников кое–что узнал. Конечно, у них возможности — не сравнить с нашими, но я и вправду пока не могу привле…

— Постой, каких частников? Таксистов, что ли?

Поджав губы, Николай шумно выдохнул через нос.

— Сисадмин у меня есть знакомый. Вот он и пробил. За две минуты и совсем недорого. Ну, конечно, точное мес…

— Постой, ты что, заплатил ему из своих денег?

— А как еще? — растерянно спросил Николай. — Мне что, в бухгалтерии деньги брать? Под расписку? А отчитываться как? Пятьсот леев всего…

— Сколько?? — подскочила Наташа.

— Это недорого, Наташ.

— Да ну тебя!

Она отвернулась, сложив руки на груди и выпятив нижнюю губу.

— Наташ!

— Отстань!

— Письмо в самом деле из России.

— Ну и хрен с ним!

— Администратор сказал, что по всей видимости, действительно из Москвы.

— По всей видимости? — метнула насмешливый взгляд Наташа. — Может, из Мурманска? Тоже на «М».

— Наташ, у него нет таких возможностей…

— Вот и нечего было ерундой заниматься, — она отбросила листки и, спустив подушку, легла спиной к Николаю.

— Это не ерунда, — мягко возразил Николай, собирая листки.

— Да, не ерунда. Это откровения писателя–сатирика. Что с тобой? — перевернулась она на спину. — Ты — следователь. Почему ты веришь во все подряд? Лилии, ее мужу, теперь вот этому придурковатому анониму. Тебя же за нос водят.

— И я так в начале подумал.

— А сейчас что ты думаешь?

— Это письмо, — Николай веско потряс бумагами, — база моей новой версии. Основной версии.

— Ох… Значит, ты получил письмо, и ты сразу поверил автору?