Владимир Лорченков - Табор уходит

Майор Плешка, не скрывая довольной улыбки, глядел на Ботезату.

 Так вот ты, какой, самозваный пророк! — решил он поразить Серафима своей осведомленностью.

Но, вопреки ожиданиям Майора, зек не испугался, не стал плакать и просить о пощаде, хотя, наверняка, знал, каким жестоким экзекуциям — Плешка не любил слов «пытки» и «аппетит», — могут его подвергнуть по приказанию майора. Ботезату спокойно стоял, положив руки за спину, под неусыпным взглядом конвоиров. Отпустив охрану взмахом руки, Плешка пристально, и тщательно щурясь, всмотрелся в лицо самозваного пророка. Только такие восторженные и склонные к мистике люди, как молдаване, подумал Плешка, могут увидеть в ничем не примечательном человеке что–то особенное.

 Забитый молдавский крестьянин, — сказал Плешка задумчиво.

 Неодушевленный предмет с искривленными работой руками и венами, связанными в узлы, — добавил он.

 Хитрый, тупой и подлый одновременно, — сказал задумчиво Плешка.

Серафим, о котором все это говорил Плешка, стоял молча. Ну, что в нем божественного, подумал Майор. В моей портупее и форме сс–овца больше волнующего и мистического, подумал он.

 Значит, — хмыкнув, начал допрос Плешка, — ты утверждаешь, что являешься посланником Бога, тем самым оскорбляя чувства всех искренне верующих молдавских людей?

 Много ли их, искренне верующих, комендант? — спросил Ботезату, глядя прямо в лицо заместителя коменданта Плешки.

 Я заместитель коменданта лагеря Касауц, Майор Плешка, — сказал Плешка, — и зови меня так, в противном случае познакомишься с хлыстами охраны.

 Я вижу перед собой коменданта, — сказал Ботезату.

 Не пытайся мне льстить, — сказал заместитель коменданта.

 Сумасшедший, — сказал Плешка, — вот ты кто, разве станет нормальный заключенный перебивать меня, самого Майора Плешку?

 Что есть здравомыслие? — спросил Ботезату.

 Кому–то кажется, что в его положении это значит терзать несчастных узников, выискивая среди них врага… — сказал Серафим безо всякого осуждения.

 В то время как истинный враг там, наверху, — указал Серафим направление истинного врага.

 Ты мне лекцию об Антихристе, что ли, читать собрался? — спросил заместитель коменданта, скучая.

 Отчего же, — возразил Ботезату, улыбаясь, — я о нынешнем коменданте лагеря говорю, господине Филате…

Это было, в отличие от спасения души и Антихриста, очень интересной темой для Майора Плешки. Комендант Филат был в отпуске — восьмом за первое полугодие, — и пил коньяк и щупал девиц на престижном международном курорте в Коблево. Майор знал, что Филат — враг. Выскочка, блатной, папенькин сынок, дяденькин племянник, бабушкин внучок… И этот враг был наверху, хотя комендантом, по справедливости, должен был быть он, Плешка. К тому же, сегодня вечером Влад Филат возвращался из отпуска. А это значило, что с наступлением темноты первый заместитель коменданта Касауц Майор Плешка — руководивший в отсутствие Филата, — превращался во второстепенное божество лагерного пантеона. Терял статус Бога–отца. И, как и всякому свергнутому божеству, Майору Плешке это было очень неприятно.

Плешка закусил губу. Он чувствовал себя Меркурием в 400 году нашей эры. Меркурием, который стоит в виде потертой статуи в заброшенном храме, и видит приближающуюся процессию христиан с факелами, что идут статую разбить, а храм перелицевать в базилику. Что же, это свидетельствует лишь о том, что проклятый зек — тонкий психолог и пытается вбить клин между офицерами, руководящими лагерем. Посеять рознь между сотрудниками доблестного Пенитенциарного департамента республики Молдова, выбравшей для себя — окончательно и бесповоротно — путь европейской интеграции и полного отказа от тоталитарного прошлого и его наследия, в виде СНГ. Составив мысленно эту первую строку рапорта, Майор обошел Ботезату. Какой этот пророк все–таки сутулый… Он, Майор, рапорт безусловно напишет. Да… Только ведь, подавать его придется тому самому коменданту Филату, подумал с ненавистью Плешка. Походил еще вокруг заморенного зека…

Кабинет был просторным — здание выстроили на грант ЕС, — и обклеен плакатами, которые призывали молдаван к европейской интеграции. В этом смысле власти Европы вели себя с Молдавией как капризная шлюшка, подумал с неприязнью Плешка. Постоянно поддразнивает и разжигает похоть, обнажается, ходит мимо, задевая сиськами, наклоняется в дверных проемах, облизывает губы язычком… но не дает, сука!

 Гм, — сказал смущенно Майор.

Постарался встать так, чтобы эрекция не была видна, и продолжил думать. Впрочем, не слишком ли я много думаю последние несколько дней, подумал Майор. Перестав думать, Плешка вновь превратился в образцового молдаванина–патриота, офицера концлагеря и сторонника европейской интеграции. Продолжил допрос.

 Не стоит отпираться, Ботезату, — ласково сказал Плешка.

 Мы уже все знаем про тебя, — сказал он многозначительно.

 И очень скоро ты узнаешь от нас все, что даже сам о себе не знал, — добавил, Майор, подумав.

 В противном случае, мы у нас узнаешь… — добавил он с угрозой.

 В общем, колись, придурок, — сказал запутавшийся Майор.

 Что я не знаю о себе? — ответил вопросом Ботезату.

 И что могу знать? — пожал он плечами.

 Лишь Бог знает, — добавил Серафим сухо.

 Ты нашего молдавского Бога в свои грязные речи не путай, — сказал офицер строго.

 Мы знаем, — сказал он, раскрыв папку, — что ты, Ботезату, являешься лидером так называемой секты Исхода…

 Той самой, — вперил взгляд Плешка в Ботезату, — которая в последнее время стала весьма заметной и, отмечу, запрещенной религиозной силой.

 Вот как… — сказал Ботезату.

 Вы, «исходники», — продолжал поражать Ботезату своей осведомленностью Майор, — проповедуете ересь, которая утверждает кошмарные и нелепые вещи.

 Например, будто бы молдаване это новый народ Израилев, что нам нужна Новая Земля, что дать ее нам должны мировые правительства…

 Тем самым вы наносите оскорбление государству Республика Молдова, утверждая, что оно несостоятельно…

 Неспособно…

 Импотентно…

 Ну и все в таком духе, — сказал Плешка.

 Что скажешь на это, Ботезату? — спросил Плешка.

Заключенный молчал. Наверное, переживает, что я его припер к стенке, подумал Плешка и в очередной раз отметил свои способности тонкого психолога. Теперь надо давить на совесть, если уж зек испуган так, что слова вымолвить не может, решил Плешка. Воодушевившись, Майор встал у окна и произнес целую речь с выражением. И как всегда, когда количество сказанного превышало три предложения подряд, а речь была не записана на бумажку, Майор Плешка очень запутался. Честно говоря, заместитель коменданта сам уже не понимал, что несет. В память ему врезалось только одна из последних фраз: