Владимир Лорченков - Табор уходит

Когда слепец, наконец, доел, вожак беспризорников, соблюдая этикет, спросил:

 А у тебя что нового, батя? С чем пожаловал?

 Я‑то? — спросил слепец, вытирая рот, а потом руки о рукав пальто Петреску.

 Я, ребятушки, пошел в солдатушки, — сказал слепец, — два месяца в окопах за Молдову нашу христианскую воевал против нехристя приднестровского…

 Глазыньки потерял, да ноженьки поломал, а как вернулся домой, так увидел… — продолжал слепец говорить перед притихшими беспризорниками.

 Женка моя с местным комиссаром полиции спуталась, ноги голые перед ним вертит, фирменными кальсонами легавого не налюбуется, — напевал слепец.

Петреску поежился. Несмотря на молчаливый мир между полицией и беспризорниками, дети все–таки легавых не любили и расправлялись с ними при первом удобном случае… К тому же, лейтенант не любил военно–блатной фольклор. Почему–то все жены всех калик Молдо — Приднестровских войн непременно трахаются в отсутствие мужей именно с комиссарами полиции, возмущенно подумал Петреску, которому до комиссара было еще лет 10 службы. И то, если повезет… Лейтенант почувствовал, что начинает злиться. Потом заметил, что многие дети клюют носом, и злиться перестал. Удовлетворенно улыбнулся сам себе. Кажется, действует.

 И сиськами перед лицом мента поганого трясет… — говорил про мифическую жену слепец.

 Это мы все и без тебя знаем, — грубо перебил калику Петреску, — а в самом–то деле есть что нового в мире, а, странник?

Беспризорники удивленно притихли. Святых людей прерывать считалось невежливым, за такое можно было и насмерть грубияна забить. Но странное оцепенение напало на детишек. Сытный ужин, тепло костра, блестящие глаза лейтенанта… Калика тонко улыбнулся.

 Значит, говоришь, неинтересны тебе мои страдания, — сказал он.

 Ой как интересны, — передразнивая манеру слепца говорить, сказал Петреску.

 Да только ИСТИНЫ послушать охота, — сказал он, схватив слепого за руку.

Слепец вздрогнул. Лейтенант автоматически отметил это и впился в руку юродивого еще крепче. Значит, знает что–то странник…Так что Петреску решил поставить на карту все, и добавил многозначительно:

 Мене, текел, фарес…

Калека побледнел. Петреску улыбнулся. Подростки, тупо глядя на обоих, слабо вертели головами. Юродивый, коротко кивнув в сторону лейтенанта, спросил детей:

 Кто таков?

 Мусорским духом пахнет, — добавил он быстро.

 Обижаешь, старик, — сказал Петреску.

Взял слепого за ладонь, прижал к левому плечу и дал ощупать клеймо заключенного специального лагеря Касауц. Слепец чуть поднял брови.

 Давно ли оттуда? — спросил он.

 Год как сбежал, — тихо ответил Петреску.

 Что же делаешь тут? — спросил слепец.

 Истины алкаю, — сказал Петреску.

 Дайте ему лучший кусок, — сказал слепой вожаку подростков.

 Сей человек страдалец великий, — добавил он.

 Претерпел от власти диавольской молдавской сей мученик, — сказал юродивый.

 Мои страдания в сравнении с его словно лепет дитятки, — вздохнул слепец.

Подростки с уважением уставились на Петреску. Тот потупился. В глубине души Петреску благодарил трех человек. Своего учителя театрального мастерства, во–первых. Бомжа, из которого он пытками перед смертью вырвал кодовую, очевидно, фразу «текел, мене, фарес», во–вторых. И, наконец, капитана Фрунзе, который напился и выболтал тайну про особый лагерь в Касауцах, тамошних смертников и особые клейма для них.

 Как ты сумел выбраться? — спросил подозрительный слепец.

 Не стоит болтать на ветру, — сдержанно ответил Петреску, — здесь даже у покойников языки развязываются.

Взглянув наверх, Петреску убедился в том, что прав. Языки у проститутки и ее бойфренда и правда вылезли и болтались. Слепой согласно кивнул. Стукнул себя в грудь.

 Скажи лучше ты нам, как дела в мире, — попросил вновь Петреску.

 Поведай, калика, о горе людском, — сказал лейтенант.

 Ну что же, — тихо сказал юродивый, слушайте же…

И начал рассказывать. Петреску, с равнодушным видом откинувшись назад, в душе ликовал. Он вышел на след! Вот уже почти год начальство бьет тревогу. Говорят, есть донесения о каких–то религиозных волнениях в провинции. Мол, люди слушают проповеди посланников какого–то Учителя Истины, наплевавшего на наши, искони молдавские, православные ценности. И как!

 Он утверждает, — читал с отвращением тайный циркуляр собравшимся офицерам полиции министр МВД, — что, мол, мы, молдаване, новые евреи.

Зал возмущенно зашумел. Антисемитские настроения в Молдавии традиционно были сильны. Этому способствовало правительство, обложившее евреев и русских дополнительным налогом за то, что они, теоретически, могут изменить интересам Молдавии.

 Не в этом смысле, — добавил министр.

 Он имеет в виду, что мы живем в бедствиях и нищете, а четверть народа уехала нелегально работать за границу потому, что, мол, Бог избрал нас своим народом! — гневно рассказывал генерал подчиненным.

Петреску сразу же понял опасность новой ереси. Она была привлекательна, она объясняла нынешнее положение Молдавии и она сулила своим приверженцам блага. В общем, она делала все то, что не в состоянии было сделать Молдавия как государство.

Высший состав МВД уклончиво намекал на то, что секта «исходников» — так она называлась, — вербует все больше и больше сторонников. Кому же не хочется быть избранным народом?! Пожалуй, только евреям, которые на своей шкуре слишком хорошо испытали, что это такое… Так или иначе, а доносчики подтверждали правоту министра — о новой ереси говорили много и часто, особенно в низах общества. Этого власти Молдавии, которая и так уже была бельмом на глазу мирового сообщества, допустить не могли. Полиция получила секретный приказ найти еретиков и уничтожить, причем в первую очередь — верхушку секты. Но где их искать?… Слушая старца, и предвкушая новый чин, Петреску отдавал должное руководителям секты. Спрятаться в тюрьме. Ловко!

 А батюшка наш, Серафим Ботезату, яко Богом избран чтобы возвестить молдаванам…

 … что они отныне не парии и нечистоты Европы, а народ избранный!

 Батюшка наш томится в тюрьме Иродовой!

 Рученьками и ноженьками скованный, — говорил слепой притихшим детям.

 Он духом все же свободен и чист, и видит весь мир, как на ладони.

 Плачет слезами кровавыми, за нас, молдаван, в каменоломнях погибает… — монотонно бубнил калека.

 А чего он хочет, Серафим этот? — взволнованно спросил младший мальчишка.

 Чтобы мы, молдаване, новый народ Израилев, получили Новую Землю, — ответил калека твердо.

 Землю, названную Сионом, — пояснил он.

 На той земле родители растят детей в домах чистых, никуда не уезжают, не оставляют детушек в домах детских, на той земле сады и поля, труд и рай, там папка и мамка есть у каждого, — говорил слепой.