Владимир Лорченков - Табор уходит

 Поели–попили, ребятушки?

 Ой, поели–попили, батюшка! — ответил хор.

 Поразвлечься не желаете?! — крикнул майор?

 Желаем, батюшка! — заорали надзиратели в предвкушении

 Смерти или сексу?!

 Смерти, батюшка! — заорали в ответ.

 Сексу, батюшка! — крикнул кто–то робко.

 Сначала смерти, потом сексу! — решил потрафить надзирателям Плешка

 Да–а–а-а!!!! — заорала толпа в ответ.

Спустя полчаса в зал ввели изможденного сидением в карцере Серафима.

Глядя на чадящие вдали факелы, освещающие путь к Дому культуры концлагеря, Серафим шестым чувством понял, что его смертный час не за горами, и даже не за холмами. А вот за этой тропкой, которая вела от карцера, где он находился, к месту, где веселились палачи. Лагерь испуганно молчал. Пирушки администрации всегда заканчивались расправами. Серафим чуял, что в эту ночь расправа произойдет над ним. Поэтому узник привстал на цыпочки и жарко зашептал в щель стены:

 Часовой, эй, послушай…

 Ну? — спросил часовой.

 Пять золотых, и кувшин вина, — сказал Серафим.

 Родишь, что ли? — посмеялся своей удачной шутке охранник.

 Пойди в барак и спроси… — перечислил Серафим имена своих последователей.

Часовой, помявшись, ушел. Хоть это был и концлагерь, но все–таки молдавский концлагерь. Поэтому здесь всегда можно было что–то купить, обменять или выпросить. Так что уже через несколько минут тихо скрипнул засов, и в помещение карцера — бывший хлев — скользнули несколько десятков человек.

 Дети мои, — сказал Серафим, потирая руки в местах, где натерли снятые за еще один кувшин вина кандалы.

 Я хочу, чтобы вы слушали меня, не перебивая, — сказал он.

 Через какой–то час или два меня убьют, — сказал он, подняв руку, чтобы негодующие возгласы утихли.

 Я хочу, чтобы вы впитали в себя Учение истины и исхода, — сказал он.

 Которое заключается в том, что мы молдаване — новый народ Израилев, и именно с нами Бог заключил новый договор.

 Потому что старый договор с народом еврейским истек, и израильтяне, выполнив свои обязательства перед Богом, все им обещанное получили.

 Обещал же Он им страну.

 Итак, мы заключим договор с Богом и получим новую землю от него, а нынешние же беды наши просто испытания, которым Он подвергает нас чтобы проверить верности договору, как было и с евреями.

 И я хочу, чтобы вы внимали мне, как губка морю, — сказал Серафим.

 А не потратили эти бесценные минуты на никчемные препирательства со мной, вашим учителем, — сказал он.

 Сейчас я посвящу вас в тайный обряд молдаван, — сказал Серафим, надевая на шею ожерелье из початков старой кукурузы.

 Вы же слушайте и запоминайте, — сказал он.

 Это очень древняя песня, — добавил он.

После чего закружился по полу и тихо забормотал. Сначала неразборчиво, потом все отчетливее. Наконец, танец его заворожил собравшихся так же, как неподалеку отсюда хора надзирателей — пирующих офицеров…

 Очень давно, пританцовывая и хлопая по бедрам в такт своей худобе, — пританцовывая, пел исхудавший Серафим.*

 По Молдавии брела мать–кукуруза и голова ее была украшены перьями птицы дрозд, а лицо разрисовано лучшей цветной глиной Мексики, в ушах цвели ракушки, в которых прятались еще живые мелкие морские чудовища, креветки, а на правом плече восседал сам орел, и нужно но ли добавлять, что в когтях он держал змею, — пел Серафим.

 Мать–кукуруза, везде, где ты пляшешь, остается немного твоих косточек, твоих желтых зернышек, мы собираем их, не глядя тебе в лицо, потому что всякий кто туда глянет, навеки уйдет танцевать в эти поля с тобой, и матери прячут деток заслышав, как стучат сухие семена из тебя, — подпрыгивал Серафим.

 Мать–кукуруза, скажи, когда мы наедимся досыта и напьемся вволю?! — спрашивал Серафим.

 Мы голодны, — кричал он в экстазе.

 Вот вам семена, вот вам злаки, ешьте и пейте, — отвечал он за Мать–кукурузу.

 Мать–кукуруза, — снова спрашивал Серафим, — мать–кукуруза, взгляни на меня, взгляни и ответь, когда мы наедимся и напьемся вволю, но не тебя.

 Чего же вы хотите съесть и выпить? — спрашивал серафим себя за Мать–кукурузу.

 Наши души хотят нажраться чести и собственного достоинства, — пел Серафим за всех 4 миллиона молдаван, — наши души опухли без этой еды, стали неестественно толстыми и безобразными…

 Наши души ходят пузатые и на тоненьких ножках, как страшные рахитичные дети, околевающие у заборов, — пел Серафим.

 Они хотят пищи, — вопил он.

 Что едят они?! — спрашивал Серафим и прекращал крутиться.

И, затихнув на полу, слабым и изменившимся голосом говорил:

 Вы умрете голодными, отвечает, танцуя мать–кукуруза, и перья на ее поясе из самых редких и красивых птиц, переливаются переливчатым цветом, самым красивым цветом Земли…

 Вы умрете голодными и ваши души так и останутся на обочинах, не допросившись подачки, милостыни…

 Ничего им не достанется, — пророчил за Мать — Кукурузу Серафим.

 Что же, значит, на то воля Бога, — говорил он уже своим голосом.

 Аминь…

Серафим полежал еще немножко. Он не был уверен, что именно так должна была звучать древняя молдавская песня, и пел первое, что в голову взбредет. Но он точно знал, что в людей — как в детей — нужно вселять уверенность. Поэтому Серафим никогда в словах своих и поступках не сомневался. А таинственный обряд, точно знал Серафим, придаст привлекательности его идеям. Которые, верил он, спасут Молдавию. Так что немного экзотики с перьями и кукурузой не помешают… Ученики затихли. Кто–то плакал, кто–то быстро записывал все слова Серафима.

 Дети мои, — сказал он, — скоро меня убьют.

 Но думая, что они убили Серафима, они заблуждаются, — сказал Серафим.

 Потому что Серафим это не тело, а душа, которая живет вечно, — говорил Серафим.

 Они думают, что убьют Серафима, но они убьют кого–то другого, — сказал Серафим.

 Как это? — спросил кто–то.

 Все просто, — сказал Серафим и сказал, — пусть вопрошавший выйдет к свету.

Смущаясь, в кружок света от свечи вышел молодой паренек лет двадцати. Тот, что рубил камень бок о бок с Серафимом. Серафим ласково обнял его, отстранился и сказал:

 Отныне ты — Серафим…

 Если же решат убить тебя, передай дух Серафима другому и предай себя смело в руки врага, — сказал бывший Серафим новому Серафиму.

 Я э–э–э, я Серафим?! — спросил ошеломленный парнишка.

 Учитель, но… — послышались возгласы.

Но бывший Серафим уже шел к двери, за которой стояли пришедшие за ним охранники.

……………………………………………………………………………………………………………………………………….

*Серафим поет на молдавском языке, мы же постарались в переводе сохранить, в первую очередь, смысл, поэтому песня не в рифму, — прим. переводчика).