Борис Кригер - Кружение над бездной

Поэтому нельзя верить в чудо само по себе, вне контекста жизни человека, народа, человечества. В истинных чудесах нет никакой загадочности. Они всегда что–либо объясняют, подсказывают, к чему–то лучшему направляют. «Настоящее чудо, — писал Павел Флоренский, — и должно состоять именно в таком, рационально объяснимом в широком смысле явлении». В этом смысле чудо в православной духовной традиции называют знамением, то есть признаком присутствия Господа в жизни человека. Но особенно ярко Его участие чувствуется в трудные минуты жизни людей.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Наверное, в этом и заключается то главное условие, при котором возможно увидеть истинное, Божие чудо.

Не только чудесами, но и трудами святого апостола Андрея Первозванного возникали христианские Церкви, которым он ставил епископов и священство.

Именно поэтому по своему внутреннему упованию православие мыслит себя христианством в его изначальной полноте и неповрежденной целостности, возникнув непосредственно от апостолов Христовых.

Эльза пожаловалась матери Альберта, что тот угрожает Энжеле разводом. Герберт предупредил дочь, что свекровь может позвонить ей с утешениями и наставлениями.

— А ты скажи ей, как есть… Отобрали у меня мужа и так далее.

— Ну почему я должна говорить то, что думаю? Гораздо удобнее соглашаться с ней. В противном случае она мне все мозги процедит… — зафыркала Энжела.

— Вот, ты с ней соглашаешься и имеешь то, что имеешь…

— А что? Чем плохо? Меня всё устраивает… Деньги она присылает. Хотя немного, зато исправно. — Энжела старалась показаться прагматичной, но у нее это плохо получалось.

— А то, что теперь тебе, как декабристке, нужно тащиться зимой на другой конец страны.

— Значит, я увижу нашу страну с другой стороны.

— Может быть, ты знаешь ее с лучшей стороны, зачем же подвергать себя опасности разочароваться? — пошутил Герберт.

— Я не боюсь разочароваться. Трудно разочаровать разочарованную. Если этот край страны и есть ее лучшая сторона, значит, я в этом убежусь!

— Ты сильно расстроилась, что мама рассказала твоей свекрови, как Альберт угрожал тебе разводом?

— Ну и как она это восприняла?

— Нельзя сказать, что она была в шоке…

— И мне кажется, она с сыном заодно. Надоели они мне.

— Она сказала, что вы тут подле нас как принц с принцессой жили. А на возражение, что вы и есть принц с принцессой и родились не в свое время, ответила, что вам надо «вкалывать». Я на заднем плане пытался повопить, что это, мол, за сталинские методы, ей тут не архипелаг ГУЛАГ!

— Правда?

— Да, но она, конечно, ничего не слышала…

— Вот, блин, досада. Сейчас она позвонит и будет вправлять мне мозги… Знаешь, мне безразлично. Пусть делают, что хотят…

В комнату вошла Эльза. Она прочла в Интернете грязь о Герберте и просто кипела.

— Почему этот Андрей Виригин не унимается? Ведь по сути дела это настоящая травля!

— По–моему, отгадка проста. Там он где–то сознается, что по–прежнему получает деньги от издательства за мои книги, получает и от магазинов. Суммы небольшие, но в конечном итоге составят около тысячи долларов. Ну, сама посчитай… Тираж примерно тысяча экземпляров. Даже доллар за книгу — это уже тысяча. Беснуясь и кликушествуя, что я якобы его ограбил, он пытается затушевать свое воровство. Плюс таким образом шантажирует меня, пытаясь вытянуть еще денег. Всему, конечно же, причина гордость и зависть. Но долго ли это продлится? Скоро он на эти самые деньги упьется так, что уже не сможет добраться до издательства, чтобы получить очередной расчет.

— Ты мне только одно объясни, мы гонимы за правду или наоборот?

— Ну, если принимать во внимание, что конфликт с Андреем зиждется на моих попытках проповедовать ему православие, то можно с натяжкой сказать, что да, мы гонимы за правду.

— Тогда нечего роптать. Ведь это то, что нам обещано…Будем молиться за ненавидящих нас! Вся подлость происходит от трусости. А почему он тебя боится?

— Судит обо мне по себе. Думает, что я мстительный и влиятельный. Другой на моем месте заткнул бы ему рот в самом начале. Ты не забывай, ведь это Россия. Там такие штучки не сходят с рук просто так, а найти его в Москве не составит труда, не говоря уже о его родном поселке. Но мне это только полезно. Пусть напоминает моей гордыне, какое я ничтожество.

— Просто поразительно, как много неприятного нынче может сделать бродяга, проживающий на другом конце света. И хорошо, что он вздумал на тебя лаять теперь, а не прежде. Убить, конечно, ты его не убил бы, но пострадал бы он крепко за свои разглагольствования.

— Одно знаю, что я был слеп, а теперь вижу, — ответил Герберт.

— Ты очень изменился с тех пор, как я попросила тебя стать священником.

— В лучшую или худшую сторону?

— В лучшую, так что ты уже можешь им и не становиться.

— И я теперь начинаю чувствовать себя спокойнее и счастливее! Одна проблемка… Джейк сказал, что уже привык видеть меня в черном подряснике, но мне не хватает на груди большого креста.

— Ну, если Джейк так сказал, то, конечно, надо становиться священником.

Джейк, услышавший краем уха этот разговор, засмеялся.

— Что же, если я папу представляю в блестящих доспехах на коне, то ему надо стать рыцарем?

— Ты правда представляешь меня в латах и с мечом? — Герберт сделал вид, что растроган этим до глубины души.

— А вот я представляю тебя лохматым чудовищем, — заявила Эльза. — Тебе обязательно нужно постричься.

Индюшка, начиненная имбирем и черносливом, стояла на столе. Адлеры праздновали Рождество и по–западному, и по–православному. Двадцать пятого декабря они уселись за семейный стол, потому что весь западный мир поступал так же, и им не хотелось лишать себя ощущения общего праздника. Гостей не было, только свои. Смотрели фильм. Во время сцены роскошной свадьбы Герберт сказал Энжеле:

— Смотри, свадьба красивая, как у тебя. Мы больше не сможем такую себе позволить. Может, останешься с Альбертом? Ты не пробовала лупить его скалкой по голове? Говорят, это помогает вправить мозги…

Энжела устало поглядела на отца.

— Я сейчас настолько раздражена, что не хотела бы слышать подобные шутки.

А после просмотра фильма внезапно призналась:

— Я не хочу к нему ехать.

— Ну так не едь! — воскликнул Джейк со свойственной его возрасту горячностью.

— И правда, ты не обязана! — поддержал Герберт. — Если не хочешь его видеть, можешь сказать, что заболела.

— Но он расстроится… — деланно захныкала Энжела.

— Ты не хочешь ехать, потому что он тебе стал неприятен и тебе не хочется, чтобы он к тебе приставал!