Эльдар Ахадов - Северные рассказы и повести

Оказывается, не зря летели. Сами увидели и подрядчикам показали (тем, которые отвечали за рекультивацию именно в этом месте), что не сделано ничего. Оно ведь не спрячешь, оказывается. Если металлолом не вывезен, то его очертания и под снегом видны. Притом, на самом деле, в голой тундре снега не так уж и много: его выдувает ветрами. Много снега бывает в оврагах, в низинах, в складках рельефа и возле препятствий — кустов, в редколесье возле рек. А в чистом поле снега — так себе, и всё, что брошено поздней осенью: так и торчит из–под снежной ветряной корочки, выдает себя очертаниями. Короче, вывод прост: в тундре ничего не спрячешь, всё вылезет наружу. И кто работает, и кто не работает: сразу ясно. Тундра вранья не терпит, отторгает его.

А мы сделали отметки в актах и полетели дальше… Работы — непочатый край. Пока пролетаем от точки к точке, наблюдаю в иллюминатор за окрестностями. Наша скорость примерно 220 км/час, за бортом неистовствует очень свежий морозный ветер. У нас, на «юге», с утра конца апреля было минус 23 градуса. А здесь — север, здесь похолоднее.

Под нами речная пойма — в темных мохнушках кустов и стрелках полуголых робких лиственниц. Белая, как лёд, река змеится, свивая и развивая бесконечные кольца стылых берегов. А вот, подальше, стремительно приближается другая река — широкая, и распускает она, словно летящая птица счастья, вкруг себя продолговатые перья–старицы, дивную вращающуюся карусель…

Кто сказал, что в тундре всюду плоско? Ничего подобного. Местами встречаются здесь гигантские овраги, опоясывающие большие волнообразные участки заснеженного пространства. Подлетая к ним, ощущаешь себя скорее в классически диких горах с обрывами, пропастями и расщелинами, нежели посреди спокойных равнин.

Ясная снежная даль начала заволакиваться дымкой. Почти невидимая с земли мельчайшая снежная пыль, гонимая полярными апрельскими ветрами, летит нам навстречу. Прежде яркое ослепительное солнце над нами залоснилось, стало белесым. Стало не больно на него смотреть. И вдруг почти прямо под нами в воздухе вспыхнуло второе солнце! Не слишком яркое, продолговатое, но живое, радужно искрящееся бесчисленным множеством снежных пылинок!

Необычайное чувство — лететь между двумя небесными светилами! Там, между верхним и нижним солнцами — бледно светящаяся воздушная струна. И наш вертолет некоторое время скользит по этой самой струне, чем–то напоминая скрипичный смычок! Впрочем, «музыки» тут не услышать, конечно, поскольку двигатель у Ми‑8 грохочет как надо.

С этого дня знаю, что солнце может быть не только над головой, но и под ногами. И самое важное — не задеть, не испортить ничего — ни на земле, ни в воздухе. Пролететь по светящейся струне. И запомнить каждый миг, потому что точно такого же больше не будет. Всё, что происходит, всегда случается в первый и последний раз.

— Машина подрядчиков ждёт Вас внизу, у въезда на нашу офисную парковку.

— Как я их узнаю?

— Они Вас сами встретят. Один из подрядчиков сказал, что лично Вас знает.

И действительно: вот он, Лёша Дементьев — собственной персоной. Сразу же вспыхивают воспоминания о далеких февральских днях, о поселке Куюмба и скважинах номер двести семнадцать и двести девятнадцать в глухой эвенкийской тайге … «Лёша Дементьев, работник наших подрядчиков, сдающих трассу, привычно рассекает на «Буране». Лицо его обветрено и проморожено настолько, что напоминает некую древнегреческую маску времён Эсхила, Софокла и Еврипида. Он разыскивает свои же подписанные алой краской пеньки с гвоздиками и показывает их нам». Теперь его лицо сделалось более гладким, нет прежних темных отметин от мороза и ветра, голос стал более уверенным, командным. С ним — двое юных подтянутых молодцев — геодезистов в пятнистой полевой амуниции.

А задача у нас сегодня почти что та же, что и в прежние времена: осмотреть и принять (или не принять) репера вдоль трассы изысканий — под строительство газопровода и параллельной ей ВЛ — воздушной линии электропередач. Только тундра вместо тайги и время года иное: весна, конец мая, приближается распутица. На сотни километров вокруг — набухшие водой снежно–ледовые пространства с небольшими пятнами темной кустарниковой суши, освобождающейся от зимних грёз.

Едем в уазике к началу будущей трассы — УКПГ (установка комплексной подготовки газа). Называется «Установка», но на самом деле — это средних размеров завод с целой кучей вагончиков и административным двухэтажным зданием. Всюду копошатся строители. Песчаный участочек бетонной дороги перед въездом на УКПГ — сплошное весеннее месиво, изнахраченное глубокими колеями во все стороны.

Дальше никакой обычной колесной технике не проехать. Пересаживаемся в вездеход ГАЗ‑71. Водитель — небольшого роста вёрткий улыбчивый мужичок: с наголо бритой головой в бейсболке с длинным задорным козырьком и смешно приплюснутым носом. Забираемся в кузов. Едем.

И вскоре возвращаемся. Ибо к нам захотели присоединиться два работника технадзора. Колоритно выглядят: небритый седовласый мужик с блуждающим неуверенным взглядом, какой встречается у некоторых мужиков после продолжительного весёлого запоя. И совершенно молоденький с подростковым личиком худющий юноша. Оба — в тяжеленных зимних одёжах и бахилах, которые, естественно, изрядно сковывают их движения.

Едем по тундре, высматривая деревянные вехи, а под ними металлические трубы с приваренными к ним табличками с пояснениями: что это за пункт, что за линия, откуда и куда, кто её изготовил и для каких целей. Конечно, всё это — начальными буквами и цифрами, а не целиком словами. Вех, труб и надписей возле УКПГ — хоть косой коси. И разобраться какая к чему относится — не всегда просто.

Пока Алексей, подобно зайцу, легко заскакивает и выскакивает из довольно узкого лаза кузова вездехода, инспектирующий его седовласый увалень из технадзора отчаянно пытается показать окружающим свою прыть, но постоянно по–винни–пуховски застревает в проеме то ногами, то рукавами, то всем телом. Выглядит всё это уморительно смешно, но все мужественно терпят — никто не смеётся. Это ж — инспектор! Какой тут смех? Умри — но не смейся! Иначе — пропал: сожрёт.

Торжествующе потрясая фотоаппаратом, технадзоровец докладывает всем о том, что нашёл к чему придраться. На одной из табличек не полностью расшифровано: к какой именно трассе относится эта точка. Когда восторги стихли, Алексей подвел инспектора к табличке ещё раз и показал ему недостающую надпись. Поскольку табличка и так была испещрена цифрами, буквами и значками, то недостающую запись топографы намалевали масляной краской на самой металлической трубе.