Морли Каллаган - Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

— Я прямо слышу, как ты говоришь: «Надеюсь, ты понимаешь, старушка, что лично к тебе это отношения не имеет». — Она пожала плечами. — Собственно говоря, я нравлюсь тебе, Айра?

— Нравишься? Кэрол, ты даешь мне настоящее удовлетворение.

— Но помимо этого… этого удовлетворения?

— Ну… да. Я это обдумаю, Кэрол. — И он улыбнулся.

— А вот я знаю, почему ты мне нравишься, — продолжала она.

— И почему же я тебе нравлюсь?

— Ты чудовище.

— Я?

— Ну конечно, — сказала она, садясь на постели. — Держу пари, на солнце ты не отбрасываешь тени. И я знаю, почему.

— Знаешь? — спросил он, улыбаясь. — Так почему же?

— У тебя нет прошлого, Айра.

— Не говори глупостей, — сказал он с легким раздражением.

— И знаю, что ты очень одинок. Но я ничего не имею против, — добавила она с загадочной улыбкой, словно не сомневалась, что он копил свое одиночество для нее, и ему от этого стало не по себе.

— У меня никогда не было времени на одиночество, — начал он, но она мягко его перебила:

— Айра… я знаю, что твоя жена умерла. Но ты никогда не говоришь о ней. И о своей прежней жизни. Никогда и ничего. Ты ни разу не упомянул про своего сына. Как его зовут, Айра?

— Крис, — сказал он. — Почему же, я готов рассказать тебе про Криса… — Но пока он думал, с чего начать, ему вдруг вспомнилось, как однажды поздно вечером в Сан-Паулу он прощался с задержавшимся у него пожилым управляющим по фамилии Бенсон. Крис, которому тогда только что исполнилось четырнадцать, вышел в холл пожелать ему спокойной ночи. Бенсон как раз надевал пальто и добродушно повернулся к мальчику:

«Ну, Крис, где бы ты хотел учиться дальше?»

А Крис сказал с глубокой серьезностью: «Я хочу поступить в военное училище».

«В военное училище? — с удивлением повторил Бенсон. — В военное училище? Но почему?»

И Крис ответил торжественно: «Потому что мне нужна дисциплина».

«Так-так, — сказал Бенсон и неловко повернулся, а уже уходя, добавил: — „Мне нужна дисциплина“! Странно слышать это от мальчика. Что с ним такое?»

Он как будто снова услышал голос Бенсона. Ему стало больно. Он знал, что Крис теперь бесконечно далек от него, и не понимал, откуда вдруг возникло это мучительное сожаление. Почему? Он беспомощно посмотрел на Кэрол. Ему хотелось подойти к ней, обнять ее, рассказать ей про своего сына, про то, как он тоскует без него. Но он не мог. Все эти годы абсолютной безличности, годы железной выдержки и дисциплины петлей сдавили его горло. И он не мог выговорить этих слов, не мог поднять рук, чтобы обнять ее. Это его испугало. «Почему я такой? Что произошло со мной?» — подумал он в отчаянии. Он опустил голову, увидел свои большие босые ступни и осознал, что стоит голый. И от этого еще более уязвимый.

— Мы поговорим как-нибудь потом, — сказал он отрывисто. — Да-да, как-нибудь потом. — И торопливо закрыл за собой дверь ванной.

Когда они оделись и он вернулся к своей обычной шутливо-товарищеской манере доброго друга по охотничьему или спортивному клубу, они выпили по рюмке, и он проводил ее до машины. Она всегда старалась вернуться на ферму до полуночи и предпочитала ехать домой одна. Стоя на ступеньках, он следил, как красные задние фонари ее машины движутся к воротам; они повернули и исчезли, и он почувствовал облегчение — еще немного, и он был бы сокрушен. Но все это удалось отбросить, и теперь можно вернуться к работе. Энергичной походкой он вошел в дом. Работал он над ежегодным отчетом о состоянии преступности в городе. Теперь он забрал бумаги в спальню. Тяжелые шторы и кресло были темно-вишневыми, ковер во весь пол — перламутровым. В халате из тисненого бархата он сел за письменный стол красного дерева и принялся за статистику: рост числа изнасилований, числа преступлений против личности, краж со взломом, убийств и транспортных происшествий… сравнение этих цифр с цифрами по другим городам континента. Вывод: полицейская охрана в его городе обеспечивается лучше, чем где бы то ни было на континенте; это единственный город, в котором человек может ночью пройти по улицам совсем один и не стать жертвой нападения…

Внезапно он отложил ручку и откинулся на спинку кресла, почему-то испытывая томительную неудовлетворенность. Статистика! Убийства, кражи со взломом, изнасилования, ограбления. Всего лишь безличная статистика. Бешеный водоворот жизни, кроющийся за этой статистикой, оставался далеко в стороне от него, он ни разу не видел искаженного лица мужчины, бросающегося с ножом на женщину, которая только что рассталась с любовником, чтобы превратиться в статистическую единицу. Кто был этот мужчина и какой была его страсть? А дневной грабитель, особенно опасный потому, что он знал, как рискует, грабя днем, — каким был он? А девушка, которая попросила подвезти ее и с которой в машине сорвали одежду, — он не слышал ее дикого крика, когда насильники вышвырнули ее на ходу. Статистический крик. И у него пропало настроение работать над отчетом.

Сняв с полки книгу Джона Кэннета Гэлбрейта, он уселся в кресло поудобнее. Гэлбрейт ему по силам. Ему нравилось мериться силами с Гэлбрейтом. Том Метьюз однажды сказал: «Та моя речь на Багамах, когда я разделал Гэлбрейта под орех, — это все Айра. Я использовал его против Гэлбрейта». Но час спустя им овладело невыносимое беспокойство, и он отшвырнул книгу.

— Хорлер! Вы здесь, Хорлер? — позвал он.

Когда задремавший было Хорлер спустился по лестнице, на ходу застегивая белую куртку, он сказал:

— Как насчет виски с содовой, Хорлер?

— Сейчас подам, сэр.

— Принесите стакан и себе, Хорлер.

— С удовольствием, сэр.

А когда Хорлер вернулся с виски, он сказал:

— Сядьте, Хорлер. Расскажите, что новенького.

И вновь они глубокой ночью сидели вдвоем в большом доме и разговаривали о том о сем.

— Стивенсон спрашивал о вас, — сказал Хорлер.

— Хм. А кто это?

— Живет в третьем доме дальше по улице. Тот, который прогуливает английского бультерьера. Привез его прямо из Англии. Он спросил, как я думаю, будете ли вы против, если он как-нибудь к вам заглянет.

— Стивенсон? А что он такое?

— На уровне. Отец у него богач, девяносто лет и живет с любовницей. Прежде она была при нем сиделкой. Семья ее ненавидит.

— Естественно. Хм. Бойкий старичок. Отец, конечно.

— Ну да, отец. А пес у Стивенсона злой. — Хорлер усмехнулся. — Знаете шотландскую овчарку дальше по улице? Милая такая добрая собачка. Так этот бультерьер горло ей прокусил. Очень недешево обошлось.

Прихлебывая виски, Айра Гроум поглядел на редеющие седые волосы Хорлера, на кожу, начинающую отвисать под подбородком, отчего лицо казалось набрякшим. И зубы у него как будто не в порядке. А может быть, плох протез. Хорлер, коренастый бесстрашный боцман… Длинный пронзительный свист боцманской дудки! Свистать отбой! Нет, Хорлер никогда не сдаст.