Исмаил Шихлы - Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Теперь у входа в купе стояли трое, коротышка держал в руках трость Абдуллы-киши. Агали, подходя, услышал срывающийся голос отца:

— Сноха моя… с внучкой…

Агали заглянул в купе и вставил реплику:

— Ай киши, ты и о соседке Гюльнисе расскажи… — тем временем он попытался отнять у парня отцову трость, но тот резко рванул трость на себя. Агали почти взмолился:

— Браток, он же без трости — как без ног…

Парень с рубашкой навыпуск выругался:

— Я его ноги… Ардо, кто не вышвырнет трость в окно, тот бл…еныш…

Агали рывком выхватил трость из рук коротышки и вошел в купе.

— Я тебе сейчас покажу, — коротышка, отпихнув подошедшую к двери армянку из крайнего купе, прошмыгнул внутрь и бухнулся возле старика.

— Дурс ари, эсдег ингерухина нысделу! (Выйди, здесь будет сидеть ханум!) — Агали при виде армянки заговорил жестче. Схватив коротышку за руку, с легкостью выставил его в коридор.

Один из торчавших у дверей ободрил коротышку:

— Не тужи, я сейчас его самого вышвырну.

Подошедшая к двери армянка, еще не успевшая разобраться в происходящем, приветила старика:

— О, Ахмедов! Какими судьбами?

Ахмедовым-старшим занялся русоволосый из той же бражки, переворачивая так и сяк медали на груди старика:

— Чьи это железяки? Где их нашел?

— Не нашел, а украл! — вставил парень с рубашкой навыпуск. — Турок же. Они ничего другого не умеют.

— Зачем ты говоришь о том, чего не знаешь? — заступилась армянка. — Я-то помню. После войны к нам в район вернулись два или три земляка в чине капитана. В военной форме, в орденах-медалях, на боку пистолеты… Все любовались на их выправку, походку… Так вот, к вашему сведению, один из них и был товарищ Ахмедов…

Старик благодарно и польщено закивал головой.

— Ара, скажи ей, пусть заткнется, а то уши вянут, — подал голос парень в рубашке навыпуск. — Тоже мне, армянка.

Русоволосый, бесцеремонно сняв папаху с головы старика, надел на свою.

— Подходит, Арам?

Парни заржали.

Женщина восхищенно покачала головой:

— Еще как подходит! Да вы знаете, что это за папаха? Бекская! Верно говорю, товарищ Ахмедов?

— Джишда, джишда (верно, верно), — закивал, улыбаясь, старик. Рослый детина, сорвав папаху с головы русого, нахлобучил на голову молчуна, сидевшего с краю, у двери. Папаха оттопырила тому уши и прикрыла брови. Хохот сотряс купе. Молчун возмущенно сорвал с себя папаху:

— Убери эту погань! — и швырнул в коридор. Парень в рубашке навыпуск носком ноги подкинул папаху и пинком отфутболил в конец коридора.

— Ну разве так можно? — попытался усовестить их Агали. — Как вам не совестно? Он же вам в отцы годится… Представьте себя на моем месте, как бы вы поступили…

Перевел взгляд на женщину-армянку.

— Разве так можно? — Он вскочил с места, и тут детина, сняв с вешалки шляпу Агали, надел ее на голову старика.

— Вот это другое дело!

Снова глумливый хохот.

Армянка потянула Агали за руку, пытаясь усадить.

— И шляпа подходит! — сказал русоволосый.

— Да ему что ни нахлобучь — все подойдет, — заметил парень в рубашке навыпуск. — Кинь сюда, кинь.

Агали взвился:

— Дай-ка пистолет, я их всех перестреляю! — И потянулся к нагрудному карману отца. Старик наглухо оградил карман руками, Агали в душе был доволен отцом: никогда отец так не понимал его, как сейчас.

После рассказа армянки о вернувшихся с войны капитанах с пистолетами на боку при подобной реакции подыгравшего отца кодла должна была принять все за чистую монету.

— Всажу в них все, до последнего патрона!

Армянка сзади обхватила руками Агали:

— Ой! Паду к ногам твоим, не надо!

И, оттаскивая Агали, повернулась к кодле:

— А ну выйдите вон, сукины дети! Жить вам надоело!

— Запасись терпением, гурбанын олум [3] Гурбанын олум (азерб.) — паду жертвой ради тебя. ! Сядь, сядь, я сейчас принесу папаху.

С этими словами женщина вышла и накинулась на молодчиков, вытянувшихся вдоль коридора:

— Как вам не стыдно! Разве можно так обращаться со старым человеком? Где папаха, где? — Она устремилась к дальнему концу вагона.

Пассажиры, всполошенные ее криком, повыглядывали из своих купе.

Армянка подняла выпавшую папаху и, отряхивая пыль с нее, повернула обратно. Поравнявшись со своим купе, вполголоса сказала седой попутчице, стоявшей на пороге и с любопытством наблюдавшей за ней:

— Не пойму, что творится с нашими людьми… Когда они одни, ведут себя чин чином, тише воды, ниже травы… Сама деликатность, доброта… А стоит сбиться в толпу — так обязательно заварят какую-нибудь кашу, выкинут пакость… — Она показала движением головы на купе поодаль: — Знаешь, какие это порядочные люди? Парни опозорили нас… Старик в свое время в райкоме работал, председателем колхоза был… У нас в районе все его звали Цов [4] Цов (арм.) — море. .

Агали часто слышал это слово из уст мегринских армян. И каждый раз вспоминал далекий июньский день, когда он с фэзэушными ребятами-армянами рыл канаву на склоне горы в соседнем поселке Охчу. Время шло к полудню, когда они услышали досадующий голос Лерника по прозвищу Хоз (Свинья). «Ара, я их мать… Куда везут такую уйму персиков?!»

Ребята прервали работу и взглянули вниз. По серпантину дороги натужно карабкался грузовик, доверху набитый ящиками с золотистыми, рдеющими персиками. Узнав машину и людей, стоявших по углам кузова, Агали бросил лопату и стремглав помчался вниз по косогору, добежав до машины, на ходу кошкой уцепился за борт, вскарабкался и пробрался к отцу, стоявшему ближе к кабине. Машина выехала на ровное и остановилась. Агали свиделся с односельчанами после долгих месяцев разлуки, и их говор, голоса, шутки окатили сердце теплой волной, столь же чарующие и родные, как пьянящий аромат персиков.

— Давай тащи и для нас! — крикнули с кручи армянские ребята.

Абдулла-киши, глядя на них, обратился к земляку:

— Гашим, посмотри-ка на ребят, у них прямо слюнки текут…

— Каково им… горские люди… — отозвался Гамид, покосившись на выстроившуюся вдоль свежевырытой канавы ватагу. — Месяцами фруктов не видят.

Абдулла-киши жестом подозвал ребят. Те тут же налетели гурьбой. Отец Агали, светясь улыбкой, пошучивая и радуясь, раздал им целый ящик персиков из трех, в которых вез дары своего сада. Выпрямившись, он увидел чуть выше канавы заключенных и стоявшего над ними человека с автоматом. Огляделся по сторонам, взял было опорожненный ящик, но раздумал:

— Нет, этот у соседа занял. Давай-ка подставь подол рубахи, — сказал он сыну и высыпал половину второго ящика.

— Ай киши, хватит, — раздался голос односельчанина. — А то жена тебя домой не пустит.

— Неси, — сказал сыну Абдулла-киши и повернулся к односельчанину: