Олег Нестеров - Небесный Стокгольм

– Ты понимаешь, я тут думаю, что все, чем мы с тобой вместе занимались, совсем не бессмысленное занятие. И Филиппыч наш – гений, конечно. И те, кто нашу группу по анекдотам придумал. Только работать в ней должно было человек сто, не меньше. А может, вообще нужно было сделать министерство анекдотов и шуток. Управлять страной, разрешать неразрешимое, вдохновлять людей, поддерживать и настраивать. Ни в одной стране до такого не додумались – управлять обществом через юмор и смех. Россия-мать! В Китае в древние времена, при Конфуции, было министерство музыки. Причем оно стояло по значимости между министерством по налогам и военным министерством. Как ты думаешь, за что оно отвечало?

Пете вдруг захотелось поехать вместе с Кирой в цыганский город Тарту.

– Ну, не знаю. Чтобы все нужные песни пели. Императора не обижали.

– Это министерство отвечало за то, чтобы все инструменты империи были правильно настроены. Во всем есть мировой порядок – мера, пропорция, в том числе в музыкальном интервале. И если он не чистый, в человеке черт-те что может родиться, он за вилы возьмется – и айда дворцы громить. Мы, в Европе, кстати, триста лет слушаем музыку с равномерно размазанной ошибкой. Весь наш равномерно-темперированный строй образован нечистыми интервалами. Как мы еще живы, непонятно. Конечно, если на нас посмотреть со стороны, мы те еще субчики.

К ним подсела Белка:

– Вам, похоже, никто в мире не нужен.

Петя посмотрел на нее:

– Ты не знаешь, почему я с ним год почти не встречался?

– Может, потому, что он этот год мне подарил, – с улыбкой предположила она. – О, Томас Манн? Читал ему мой отрывок? – Она взъерошила Кире волосы. – Ты можешь понять, как мне с ним хорошо?

– До конца не могу.

– Ну и слава богу, – улыбнулась она.

Клуб был на окраине Павловского Посада, в этом городе делали знаменитые платки. На платформе высадился небольшой десант, в основном молодые люди и девушки. Их встретили, провели к клубу, слегка заброшенному.

Фильм Пете понравился, «Капризное лето», он был легкий и смешной, про трех друзей-пенсионеров, которые влюбляются на водах в молодую ассистентку фокусника. После сеанса начались танцы, они вышли покурить на улицу.

Подъехал милицейский «газик». К чехам подошел сержант:

– Документы, пожалуйста.

Те протянули паспорта.

– Иностранцы? Здесь вам не положено находиться. Режимная зона. Вы нарушили закон.

– Боитесь, что они выкрадут секреты производства платков? – спросила Белка.

Милиционер нахмурился.

– Товарищ сержант, – улыбнулся чех, видимо старший в группе. – Мы же представители братской страны. Мы вместе с вами социализм строим.

– Знаем мы ваш социализм. Продались американцам с потрохами. У вас там сплошь агенты ЦРУ и сионизма заправляют… Давайте в машину.

Чехов довезли до платформы, причем «газик» сделал несколько ходок, так как все не влезли.

Петя и Белка с Кирой тоже сошли за чехов.

Антон вернулся из командировки. Позвонил, сказал, что будет рад всех видеть. Веры нет, она на даче, посидят по-холостяцки.

На столе стояла «бехеровка» в плоской бутылке, штука знакомая, но противная, к ней в коробке прилагались три маленькие стопки. Рядом лежали какие-то колбаски в большом количестве. И почему-то огромный кусок сала рядом с буханкой орловского.

– Ну и чем ты там занимался? – поинтересовался Кира. – Шпионил?

– В каком-то смысле. Я по экономике, вы знаете.

Антон явно находился под впечатлением от поездки, он даже выглядел слегка по-европейски.

– Увидел наконец страну, где лозунги и слова с делом не расходятся. Месяц назад там проводили референдум, так почти девяносто процентов высказалось за коммунизм. Все митинги и собрания под красным флагом. Вот где в социализм-то верят по-настоящему, они и нас на повороте обогнали. Если чеха про капитализм спросишь, он на тебя как на убогого посмотрит. Все, до свидания. Получите свой Вьетнам со студенческими бунтами и будьте здоровы. Читал в одной австрийской газете, пишут, что, если эксперимент в Чехословакии доведут до конца, Западу будет брошен самый серьезный вызов за всю историю.

Петя с Кирой переглянулись.

– А тут у нас телевизор включить нельзя. Того и гляди Чехословакия прихлопнет СССР со всем соцлагерем. Такую шарманку завели.

– Итальянцы в «Джорно» заявили, что ЧССР теперь самая свободная страна в мире, – продолжил свою политинформацию Антон. – А «Нью-Йорк таймс» вообще приглашает всех, кому нет тридцати, в Прагу: самое лучшее место, где можно провести это лето.

– Ну и как ты проводил это лето?

– В составе делегации. Удалось даже немного пообщаться с Отто Шиком.

– Шик? – Кира решил немного потрепать Антона. – У нас в газетах, когда про сионистский заговор пишут, его и имеют ввиду.

– Ты что! У него австрийская фамилия. Я это точно знаю, – забеспокоился он. – Мощный человек. Коммунистом еще до войны стал. Потом, когда у нас все разоблачения начались, XX съезд и все такое, хотел выйти из партии. Но передумал и решился на более серьезный шаг: поработать над ошибками.

– И каким образом?

– Исправить то, что до этого натворили. Десять лет разрабатывал со своей командой принципы экономической реформы. Двигались осторожно, важно было не спугнуть.

– Кого?

– Нас. Он такую вещь сказал интересную. Говорит, мы так кропотливо все готовили и так каждый свой шаг контролировали… Но вдруг все вспыхнуло и стало неуправляемым.

– А почему? – не понял Петя.

– Потому что у них в правительстве единства нет. Сплошные компромиссы. А народу трудно разобраться, кто там у них какую роль играет, для него важно все и сразу, без всяких промедлений. Вот и начались эти стихийные митинги, группы по интересам – в общем, появился такой момент силы, который трудно контролировать. Шик больше всего боится, что у нас нервы сдадут, глядя на все это.

– Погоди, – остановил его Кира. – У нас – это у кого?

– У нас – это у нас, – пояснил Антон. – Тут наверху давно уже паника. В Политбюро половина ястребов. Тесть рассказывал, ждут не дождутся, хотят порвать чехов в клочья. Немцы, поляки, те тоже не отстают. А Дубчек слабоват.

– Что значит слабоват?

– Его назначили, потому что он всех устраивал. И там, и тут. У нас его за своего держат, называют «наш Саша». Ну а что, сколько лет в Москве прожил, Высшую партийную школу закончил. Хороший мужик, добрый, открытый. А потом как понеслось все с катушек, начали его каждый месяц в Москву вызывать – мол, эй, вы там чего? А он только рукой машет: все под контролем. Сейчас вроде все немного улеглось, разобрались.

– Это как?

– Слышали, может быть, в новостях, несколько дней назад встреча была, в Черне-над-Тисой. Очень непросто было. Там у них еврей в делегации был, председатель национального фронта, Кригель. Упертый… С места не сдвинешь. У Подгорного нервы не выдержали в какой-то момент, он и ляпнул – какое право имеет этот еврей говорить от имени чехословацкого народа? Ну все, финита, чехи встали и ушли с переговоров. Что делать? Вызвали срочно дружка Дубчека, с ним он еще студентом выпивал и по девушкам ходил. Сейчас он секретарь обкома Горьковской области. Статус, конечно, для переговоров неподходящий, так его за пять минут ввели в состав ЦК – и в самолет. Потом – в спецвагон к Дубчеку. В общем, все смогли уладить. Мы на компромисс пошли, они лояльность подтвердили. Третьего августа в Братиславе подписали документ – теперь Чехословакия имеет полное право в выборе своего пути. Реформы в обмен на обязательства по отношению к союзникам. Весь соцлагерь подписал общее заявление – теперь каждая партия может творчески решать проблемы своего развития, при этом каждой стране гарантированы суверенитет и национальная независимость.