Ли Чайлд - Избранные романы: Трудный путь. Волшебный час. Просто, как смерть. Чудо в Андах.

— Nando, el avión se estrelló! Caimos en las montañas.

Мы разбились, сказал он. Самолет разбился. Мы оказались в горах.

— Нандо, ты меня понял?

По тому, с какой настойчивостью были произнесены эти слова, я догадался, что мне сообщили что-то крайне важное. Но смысл слов я понять не мог. Реальность казалась далекой и туманной — как во сне. Долгие часы я пребывал в полузабытьи, но наконец сознание начало проясняться, и я стал различать окружающие предметы. Поначалу, когда я пытался прийти в себя, я никак не мог сообразить, что за круглые просветы плывут над моей головой. Теперь я понял, это — иллюминаторы. Я лежал на правом боку фюзеляжа, а кресла нависали надо мной. Под потолком обнажились какие-то трубки и провода, сквозь дыры в корпусе виднелись клочья обшивки. Внизу валялись обломки железа и пластика. Был день. Я лежал на продуваемом насквозь полу, согреться было нечем, и каждую клеточку моего тела пронизывал холод.

Хуже холода была только боль — пульсирующая, нестерпимая боль в голове, будто в мой череп забрался дикий зверь и разрывал все когтями, пытаясь выбраться наружу. Я дотронулся рукой до темени. В волосах оказались спекшиеся сгустки крови, а над правым ухом три рваные раны. Я нащупал острые края раздробленной кости и почувствовал что-то мягкое. Меня замутило: это мозг, мой мозг. Сердце бешено заколотилось, дыхание перехватило. Тут я снова увидел над собой карие глаза и наконец узнал своего друга Роберто Канессу.

— Что случилось? — спросил я. — Где мы?

Роберто наклонился осмотреть мои раны.

— Ты был без сознания три дня, — сказал он тихо. — Мы и надеяться перестали.

Смысл сказанного ускользал от меня.

— Что со мной случилось? — спросил я. — Почему так холодно?

— Нандо, ты меня понимаешь? — сказал Роберто. — Самолет упал. Мы в горах. И выбраться отсюда не можем.

Верить в это не хотелось, но поверить пришлось. Я слышал вокруг слабые стоны, крики и наконец понял, что это стонут и кричат раненые. Они лежали повсюду — а те, кто мог ходить, ухаживали за ними.

— Ты понимаешь меня, Нандо? — снова спросил Роберто. — Ты помнишь, что мы летели в Чили?

Я закрыл глаза и кивнул. Я наконец выбрался из сумрака, и теперь ничто не скрывало от меня горькую правду.

Была пятница, тринадцатое. Тринадцатое октября. Мы еще шутили, что в такой день не стоит лететь через Анды. Но то была шутка, и не более. Мы летели чартерным рейсом из Монтевидео в Сантьяго на «фэрчайлде»: «Старые христиане», наша команда по регби, направлялась на дружеский матч с одной из лучших чилийских команд. На борту были болельщики, друзья, родственники, в том числе моя мать Евгения и моя младшая сестра Сюзи. Они сидели через проход от меня, на ряд впереди. Полет должен был занять три с половиной часа, но из-за плохой погоды самолет приземлился в Мендосе, старинном городе к востоку от предгорий Анд.

Мы рассчитывали, что через пару часов полетим дальше. Но метеосводки ничего хорошего не сулили, и скоро нам стало понятно, что придется здесь заночевать. Мы решили не терять времени даром. Я с друзьями отправился смотреть мотогонки, а моя мать и Сюзи занялись исследованием местных сувенирных лавок. Они накупили подарков всем родственникам, друзьям и знакомым.

На следующее утро вылететь опять не получилось, и мы снова отправились гулять по Мендосе.

К часу дня мы были в аэропорту, но командир экипажа Хулио Феррадас и второй пилот Данте Лагурара еще не решили, летим мы или нет. Феррадас побеседовал с пилотом грузового самолета, только что прибывшего из Сантьяго, и был уверен, что наш «фэрчайлд» легко доберется до места. Но днем в Аргентине с предгорий поднимается теплый воздух, и, когда он встречается с холодным воздухом над заснеженными вершинами, обстановка в горах становится крайне переменчивой и нестабильной.

С другой стороны, оставаться в Мендосе мы не могли. Наш самолет принадлежал военно-воздушным силам Уругвая, а по аргентинским законам иностранным военным самолетам запрещено задерживаться в стране дольше чем на сутки. Феррадас и Лагурара должны были срочно принять решение: либо рискнуть и лететь в Сантьяго днем, либо возвращаться в Монтевидео.

Наше нетерпение росло. Мы были молоды, отчаянны и уверены в себе, и нас злило, что поездка срывается — как мы думали, из-за робости летчиков. В аэропорту мы встретили их криками и свистом. Теперь уже не узнать, насколько мы повлияли на их решение, но в конце концов Феррадас объявил, что мы вылетаем в Сантьяго. Это известие мы встретили бурной радостью.

«Фэрчайлд» вылетел из аэропорта Мендосы в 14:18 по местному времени. Справа от самолета, на западе, виднелись очертания аргентинских Анд. Я смотрел в иллюминатор на горы, протянувшиеся под нами, на их величественно-торжественные вершины, поражавшие своей мощью. Они простирались на север, юг и запад — насколько хватало глаз. Неудивительно, что в древности эти горы считались обителью богов.

Анды — вторая по высоте горная цепь планеты, выше их — только Гималаи. Между Мендосой и Сантьяго Анды достигают максимальной высоты, здесь находится Аконкагуа, гора высотой 7036 метров — всего на 1800 метров меньше, чем Эверест.

Лететь напрямик здесь было нельзя. Наши летчики проложили маршрут, уводивший нас километров на сто пятьдесят к югу от Мендосы — к Планчонскому ущелью, узкому коридору между горами, где мог пролететь самолет. Полет должен был продлиться полтора часа, и в Сантьяго мы предполагали успеть до сумерек.

Поначалу небо было безоблачным, и мы меньше чем за час долетели до Планчонского ущелья. Я сидел у окна по левому борту и видел, как равнинный ландшафт сменился сначала предгорьями, а потом горами. Остроконечные вершины напоминали черные окаменевшие паруса. По крутым склонам змеились узкие ледниковые долины, рассекая склоны на глубокие заснеженные коридоры — бесконечный лабиринт из льда, снега и камня.

Тут кто-то положил мне руку на плечо.

— Нандо, давай поменяемся местами. Хочу на горы посмотреть.

Это был мой друг Панчито, сидевший рядом. Я кивнул и встал. Тут кто-то крикнул:

— Нандо, лови!

Я мгновенно обернулся и успел поймать мяч, который кинули с задних рядов. Я отправил мяч дальше, а сам сел. Кругом все смеялись и болтали, расхаживали по салону, пересаживались с одного места на другое. В хвосте играли в карты с членами экипажа, в том числе и со стюардом, но, когда по салону стал летать мяч, стюард попытался навести порядок.

— Уберите мяч! — крикнул он.

Но мы были молоды, обожали регби и никак не желали угомониться. Наша команда «Старые христиане» считалась одной из лучших в Уругвае, и к турнирным матчам мы относились со всей серьезностью. Но в Чили мы ехали на товарищеский матч, считай, на каникулы, и в самолете настроение у всех было праздничное и беззаботное.