Ирина Потанина - Мужской роман

Знаешь, Критовский… Не нравишься ты мне. Работать с тобой невозможно. Хотя талантлив — это да… Не должен я такого делать. Себе же могилу копаю… Тебя в коллектив пусти — ты его вмиг разлагать начнешь… Но по-другому не могу. Видя твои сложности, предлагаю: возвращайся в штат. Это существенно. Коллектив, он, на самом деле спасает. Идиотизмом своим. Бюрократией бесконечной. Можно оценивать, кого ты лучше, к чему должен еще стремиться… Можно думать, что ты — как все…а значит, раз все в депрессию не впадают, то и ты не впадешь. Стая — она лучшее лекарство от душевных травм. Перед ней выделываться можно, тем самым самореализовываясь. Намучаешься весь день, «держа себя в руках», а потом домой приходишь — так тоскливо делается… Но в работе в коллективе есть свои плюсы. К вечеру ты устал уже настолько, что, несмотря на то, что тошно делается, блевануть не успеваешь — спать падаешь. А завтра снова играть свою роль… Времени на депрессию не остается. Возвращайся в штат, Критовский. Это серьезное предложение. Только у меня имеется парочка условий по поводу твоего поведения в коллективе…

Никаких условий Игорь выслушивать не стал. Бросать трубку было крайне невежливым, благополучно распрощаться представлялось невозможным… Игорь положил телефонную трубку на пол, и, стараясь не мешать Главному выговариваться, корректно оставил того наедине с самим собой.

В комнате Игорь все же подошел окну. Несколько минут, шутки ради, порассуждал о возможности выброситься. Отдаться захватывающему ощущению восторга от свободного падения, чтобы потом навеки перейти в собственность к блаженной пустоте… Это было бы слишком хорошо. На подобные упрощения он, Игорь, не имел ни малейшего шанса. Разбиться насмерть, скорее всего, судьба не позволит. Максимум — искалечиться и доставить массу неприятностей всем родственникам. Такого, конечно, не хотелось.

«И кому только в голову пришло называть целиком подвластное всемирному тяготению падение — свободным?» — фыркнул Игорь и отошел подальше от окна и от шальных мыслей. Чтобы не сойти с ума окончательно, нужно было немедленно придумать себе очередной смысл жизни. Сначала придумать, а потом убедить себя, что он вовсе не придуманный, а самый что ни на есть настоящий, рожденный самой природой, а не игоревой воспаленной потребностью в самореализации.

«Как странно, когда необходимость жить превращается вдруг в нуднейшую бессмысленную обязанность. Как грустно, что эту обязанность нельзя ни спихнуть на кого-то, ни заменить чем-то более приятным» — Игорь представил свою дальнейшую судьбу. Ежедневное одинокое вышагивание. Из осиротевшей пустой железобетонной коробки квартиры в очередную синтетическую кормушку бессмысленной работы.

И оседлав, оседлая, бытом его стегала.

«Где ты, большая, светлая?» — сердце не умолкало.

Игорь отшвырнул листик. Такие строчки можно было писать раньше. Теперь Игорь точно знал «где?» — в прошлом. И это убивало все надежды, мучило в сто крат сильнее, чем, если бы «большая светлая» не встречалась вовсе.

Критовский вернулся к телефону. Главный Редактор уже давно затих. Короткие гудки свидетельствовали о необходимости положить трубку на родное место. Слышать кого-либо не хотелось. Игорь честно собирался отключить телефон. Но на это попросту не хватало времени. Желающие сообщить свои колоссальные новости градом посыпались на Игоря. Опять зазвонил телефон.

— Кто говорит? Слон? — на этот раз Игорь, конечно, старался предстать прежним жизнерадостным Игорем.

— Нет, Гошик. Это я, — еще не отошедший от своей вселенской обиды Стас говорил серьезно и сдержанно.

«Или обижайся, или звони» — мысленно возмутился Игорь, вслух продолжая при этом вести вполне улыбчивый разговор.

— Извини, не узнал. Думал, Слон звонит. Как раз жду от него вымогательств.

— Каких вымогательств? Какой слон?

— Да так. Есть у меня один знакомый отец-одиночка. Вдобавок, слон. Постоянно вымогает у окружающих шоколада. Для сына своего.

— Ты о чем?

Возможно, задумавшись, Игорь и прекратил бы ёрничать. Но думать страсть как не хотелось. Кривляться оказалось приятнее.

И, все-таки, в отсутствии Веры имелась масса плюсов. Помимо уже обнаруженных, еще и то, что теперь можно было откровенно нести чушьь, изображая радостное настроение. Говорить глупые поверхностные бредни, не стыдясь. Не опасаясь, что такое поведение недостойно человека, взявшего на себя ответственность жить вместе с чистейшим и честнейшим в мире существом.

Игорю и самому было противно от примитивности своих шуток. Но «хочешь жить, — умей смотреться». Отныне Игорь желал выглядеть благополучным. Чтоб ни одна зараза не могла подкопаться, чтоб никому и в голову не взбрело жалеть или сокрушаться.

— Ты все прикалываешься, а я к тебе с серьезным звоню, — обиженно засопел Стас.

— И как он? — деловито поинтересовался Игорь.

— Кто?

— Ну, этот Серьезный, с которым ты звонишь.

— Прекрати! — оборвал Стас, — Лучше слушай. Отныне я свободен! Больше ничего не боюсь! Понял, да?

— Вот так совпадение. И я тоже. А ты-то чего?

Стас пропустил сарказм Игоря мимо ушей.

— Я тебе это говорю, Гошик, собственно, не из хвастовства. А потому что, раз я тебя во всю эту историю посвятил, то ты все равно напрягаться и нервничать из-за меня будешь. Так вот. Можешь уже не переживать. Дело сделано. Мы отыгрались. Ни Орлики, ни милиция нам больше не страшны. Не до нас им теперь. Я только что имел прелестную беседу с Миленком. После общего собрания, он отвел меня в сторону и просветил. Дело о нападении на «Пробел» замяли навсегда, заодно со всеми остальными проступками руководства. Там и без этого дела чернухи хватает. Ты рад за меня?

— Я просто счастлив, — заверил Игорь.

— Теперь о главном. Представляешь? Наша Александра убила Сана. Насмерть. Орлик отправил её лечиться. В клинику для душевнобольных. Им сейчас не до меня и не до того налета на «Пробел». Справедливость восторжествовала. Мы победили.

Стас говорил так, будто все случившееся было его личной, стасовой, заслугой. Раньше это забавляло бы Игоря. Теперь — раздражало.

— Поздравляю, — меланхолично сообщил он.

— Э, старик… Ты видно не понял еще. Сан убит. Понимаешь? Вера-то теперь… вдова.

«Ну вот, сейчас скотина-Стас начнет трепаться о моей личной жизни. Тем лучше. Отличный повод набить ему морду».

— То есть, я, конечно, все понимаю, — словно прочитав мысли Игоря, поспешил исправиться Стас, — Я только хотел сказать… Это… Ну… Передай ей мои искренние соболезнования. Ага?

— Ага. Если увижу — передам, — подчеркнуто холодно проговорил Игорь, пресекая любые попытки подвергать сомнению справедливость положительной репутации Веры-вдовы, — Сам понимаешь, у человека горе. Ей сейчас не до друзей.