Ирина Потанина - Неразгаданная

— Ну, хорошо, я поговорю с Валентином на тему твоего деда. Думаю раза два в неделю, и то, часика на два, не больше, сможешь быть там, только оставишь его телефон.

— Вот и договорились. — “один ноль” — пронеслось в мыслях у Риты.

— Но учти, хоть один промах в поведении, хоть одно грубое слово, один сердитый взгляд, или одно опоздание домой — и все, больше никогда никуда не пойдешь.

“Один-один”,— опять подумала Рита.

Неизвестно каким образом, но матери таки удалось убедить Валентина, что Рите можно видеться с дедом. Дома теперь царило ужасно-гнетущее настроение. Валентин, самолюбие которого было очень уязвлено, кинув Ирине грубое: “Ну, тогда вообще воспитывай ее сама, я здесь ни при чем”, замкнулся в себе, и теперь вообще ни с кем не разговаривал. Мама выглядела очень грустной и подавленной. Рита старалась не обращать на них ни малейшего внимания. Девочка была счастлива, ибо теперь у нее было дело. Маленькая возможность реализовать себя. Кроме того, у Риты появились друзья, единомышленники. Петь, как выяснилось, Рита очень даже умела. Но хорошей певицы из нее все равно не получилось бы, посему девочке нашли несколько другое предназначение.

— Слушайте, у каждого нормального коллектива есть конферансье! — Вадим, один из группы сказал эту фразу совершенно случайно, ничего не подразумевая.

— Ну, я думаю, что наш коллектив нормальным назвать нельзя, — все засмеялись.

— Нет, действительно, должно же быть хоть какое-нибудь лицо, которое бы между песнями болтало со зрителем.

— Болтало? Это у нас умеет только Славик.

Сквозь веселый смех ребят прорвался одинокий крик Олега Сергеевича.

— Тихо всем!!!

Воцарилась тишина.

— Вы орете так, что можно сойти с ума. В чем дело? — Олег Сергеевич выложил на круглый стол, за которым столпился его коллектив свежие, вкусно пахнущие ватрушки, купленные им для ребят.

— Ничего, все в порядке. Мы просто решаем кто из нас всех самый разговорчивый. Рита сидела в углу и наблюдала за происходящим. Рыжие волосы девочки были взъерошены, глаза горели, щёки, покрытые резким румянцем выдавали волнение. Среди людей, соприкасающихся с творчеством, она чувствовала себя счастливой. Недавно она прочла те самые, исписанные отцом тетрадки. Стихи показались ей непонятными, а вот проза… Там была повесть про одинокого скрипача, очень, впрочем, напоминающая Орловского “Альтиста Данилова”. Но все же Рите безумно понравились и мысли, высказываемые отцом и стиль их изложения. Сейчас девочке казалось, что папик писал о каждом из сидящих с ней за одним столом людей, о всех них — талантливых и уникальных и о ней, Рите, тоже. Потому что она тоже талантлива. Ведь теперь ребята собирались делать песни и на ее стихи. Рита была по-настоящему счастлива.

— Самой разговорчивой, судя по дурной наследственности, должна быть моя внучка, большего болтуна, чем мой сыночек я в жизни не встречал, — заворчал старик, — Пока она хвост поджала и стесняется, но скоро, я думаю, разговориться…

“Не слишком-то он любезен”,— подумала Рита, но тут же забыла об обиде, услышав Славкины слова:

— А что, Ритуль, потянешь? Хочешь быть у нас ведущей концертов?

Рита услышала, как бешено заколотилось ее сердце. Она обожала сцену, она столько мечтала о том, как выйдет на нее.

— Думаю да, — тихо произнесла она, но тут же, спохватившись, что ее ответ прозвучал слишком сухо поправилась, — что за дурацкий вопрос, конечно да, — подражая манере общения в данной среде.

С тех пор началась работа. Рита готовилась к предстоящему концерту. Она писала тексты, отрабатывала интонации, у всего коллектива был очень серьезный настрой. То были самые счастливые минуты в жизни Риориты Морской. Весь коллектив жил одной судьбой, дыхание множества людей стало единым. Дед Олег очень много рассказывал Рите о Харькове, о своей молодости, об отце девочки. Риту уже не смущала вольная манера разговора в этом кругу, она и сама теперь могла в шутку ворчать, остро ругаться и быть недовольной всем на свете. Тогда ее бросались утешать и поддерживать, ибо для данной среды Рита уже стала своей. И вот наступила решающая неделя, концерт должен был состояться в воскресенье. Коллектив вышел на финишную прямую, репетировали теперь каждый день, что было просто необходимо. Рита, широко раскрытыми глазами, с замирающим от восторга сердцем следила, за волшебными преобразованиями. От репетиции к репетиции выступление становилось всё мощнее. Ну, разве не волшебство, когда из пустоты из полной тишины, рождалась на свет дивная музыка, которая захватывает, заряжает, переворачивает всю тебя вверх дном…

Если бы не отношения, складывающиеся у Риты с родителями, в жизни этой девочки наконец-таки все встало бы на свои места. Но дома была совершенно невыносимая обстановка. Уязвленное самолюбие Валентина просто не могло позволить оставить ситуацию как есть, а мама, стремящаяся к миру в семье, очень страдала из-за не сложившихся отношений мужа и дочери. Рите очень хотелось уйти, чтобы не мешать. В очередной раз, когда скандал уже успокоился, но нервы все еще были на пределе, Рита забрала телефон в свою комнату и, дрожащими пальцами набирая номер, пыталась унять слезы.

— Ало?

— Дедушка, милый мой дедушка… — Рита рыдала в трубку.

— Эй, прекратить панику! — немедленно превратился в строгого педагога Олег Сергеевич.

— Но я не могу здесь больше, меня угнетают…

— Прекрати усиленно жалеть собственную персону, — Олег Сергеевич прекрасно знал Ритины отношения с родителями, как из рассказов девочки, так и из бесед с Ириной, которые ему пришлось иметь, ввиду тесного общения с ее дочерью. Безнадежность попыток повлиять на точку зрения Валентина, Ритин дед осознал с первых же секунд разговора и теперь пытался приучить девочку относиться к подобным вещам снисходительно и с насмешкой, но, судя по всему, эта его идея воплощалась с трудом.

— Да, да, вы правы Олег Сергеевич, — Рита вдруг поняла, что взваливать свои проблемы на этого, совсем недавно появившегося в ее жизни человека она не имеет права. — Извините…

— Ну, ну, зачем такой тон. Я вовсе не хотел упрекнуть тебя в слабохарактерности. Просто помни, что ты из рода Морских, и что в тебе течет наша кровь. А знаешь, что это значит? Это значит, что никто не может заставить тебя плакать. Господи, ну не смешны ли тебе все высказываемые ими претензии?

— Нет, потому что родители по-своему правы, а я совсем не знаю, что мне делать. Они недовольны тем, что я больше счастлива с вами, чем с ними.

— Может, ты действительно уделяешь слишком мало внимания своим домашним?

— Ну вот, и вы тоже теперь читаете мне морали.

— Не становись злой, детка. Все не так плохо, в конце концов, ты закаляешься. В будущей жизни, как бы не было сложно, ты выдержишь, ведь ты привычная.