Василий Логинов - Бублики-нолики

Первое круговое движение — вроде бы прощупываемая сквозь брезент плоскость не изменилась, но пальцы левой руки все-таки ощутили какую-то еле уловимую бугристость поверхности. Вдруг перед глазами Ивана Гавриловича мигнул болотно-серый свет, перебив в салоне мерное мелькание разноцветных московских огней. Это случилось так неожиданно, что он даже дернул головой вправо, отчего его двухдневная щетина, соприкоснувшись с воротником куртки, произвела шипяще-шелестящий звук. «Что за черт? — изумился Зализняк. — Отродясь таких выкрутасов со мной не было». Он посмотрел вперед, на перегородку — центр беседы Равиля и Алеши переместился на личность директора булочной Бизина: живо обсуждалось происхождение его вислоусой и сальной, отъевшейся физиономии. Вроде все спокойно, и инкассатор еще раз повернул стальное колечко — опять замелькали, закружились, забегали зелененькие змейки, своими юркими хвостиками захватывая и сдавливая Ивана Гавриловича. Резко бухнула головная боль, и вот-вот, подчиняясь неумолимой силе давления, из ноздрей и ушей хлынет обжигающий, неизвестно откуда в избытке взявшийся сладкий тягучий портвейн, но почему-то зеленого цвета. Неужели это одна из стадий превращения молока? И пока странная жидкость такое длинное-длинное мгновение плескалась под макушкой и обжигала изнутри черепные кости, он хотел крикнуть и выпустить чертову отраву из себя через рот, но не успел. Все вдруг исчезло, а боль ушла, так и не растекшись.

Иван Гаврилович увидел перед собой две зеленые руки, крепко вцепившиеся ногтями в серые камни земли. «Так это ж мои грабли! Вон левая ногтя на меньшом пальце отгрызена, — с удивлением отметил Зализняк, — почему ж они зеленью обтруханы?» Он перевел взгляд ниже и увидел ноги в знакомых черных блестящих галошах, стоящие на той же серой почве. Между ногами, вдали, виднелись какие-то зеленоватые строения. Инкассатор Иван Гаврилович Зализняк, опустив голову, стоял, согнувшись и опираясь на ладони с растопыренными пальцами, задом к П-образному комплексу двухэтажных зданий с башней, часами и арками.

Он плюхнулся боком на землю, развернулся, сел и начал разглядывать пейзаж, откуда-то сзади блекло освещаемый лучами, словно рассеянными неровным и пыльным бутылочным стеклом. «Откуда ж свет?» — Иван Гаврилович обернулся: сзади, словно гигантский смерч, острием упершийся в близкий горизонт, нависал мерцающий серебристый конус. По всей поверхности конуса змеилась лента-спираль. Она-то и освещала неярким светом открывшуюся перед ним картину с арками, зданиями и всем остальным.

— Эй, Гаврилыч, все пересчитал? У меня по явочным карточкам тридцать четыре получается. — Алеша обернулся и протянул руку в окошко, чтобы забрать у старшего накладные. — Ты там заснул, что ли? Может, бубликов объелся?

Гаврилыча в салоне не было.

— Равиль, тормози! Гаврилыч пропал!

— Как так? Леха, ты что? Сдурел? — Равиль перешел на низшую передачу и притормозил, отчего один из открытых пакетов с молоком упал и остаток его содержимого вылился водителю на брюки. — Вот шайтан! Опять облился!

— Слышь, Равиль, не мог он на ходу выйти!

— Конечно, не мог. Куда там! Давай-ка, Леха, лезь назад, ищи его. Небось, шуткует с нами.

Раздвинув пошире пластиковые листы, отгораживающие отсек от кабины, Алеша на ходу перебрался назад.

— Слышь, а его точно здесь нет. Наш галошник-то тю-тю.

Равиль остановил машину и, отряхивая с брюк капельки молока, через внешнюю дверь вошел в отсек. На полу он увидел инкассаторскую сумку, брезентовые мешки и притулившийся к ним недопитый пакет молока. Гаврилыч действительно пропал.

— Молоко недопил, а бублики все сожрать умудрился. — Равиль собрал слюну и плюнул на пол. — Я, например, всего два осилил. И то — во втором бублике кусок полиэтиленовой пленки попался.

— Чего это он сумку в мешок не убрал? — Алеша пнул ближайший мешок.

Вообще-то, открывшийся пейзаж был Ивану Гавриловичу чем-то очень знаком, но он никак не мог вспомнить, где видел его раньше. Часы на четырехъярусной башне показывали начало третьего. Перед зданием были установлены четыре старинных фонаря: два прямых, подальше от Ивана Гавриловича, и два изогнутых на конце в виде серпа, поближе. Само здание, в средней части увенчанное башней с решетчатыми окнами и часами, было намного выше, чем соединенные с ним арочным переходом боковые пристройки. Справа, на верхушке основного здания, и посередине крыш пристроек торчали высокие каменные трубы. Перед всем комплексом асимметрично росли деревья.

Даль была укутана серо-зеленой дымкой, и поэтому Ивану Гавриловичу было трудно определить, что за породы деревьев растут перед зданием. Встав на ноги, он неспешно пошел по направлению к белевшей даже сквозь дымку большой двери в центре здания, очевидно, главному входу, у которого кто-то стоял.

Сухая серая почва, напоминающая гравий, неприятно хрустела под ногами. Поначалу во время ходьбы дышать было трудно, казалось, что сумеречная зеленоватая атмосфера, заполнявшая все вокруг, попадая в легкие, забивает их клейкой массой. Кроме того, по мере продвижения вперед становилось все жарче и жарче. Постепенно Зализняк привык к необычному окружению, разошелся, раздышался и скоро достиг деревьев и фонарей. Тут он решил для себя, что фонари, очевидно, не электрические, а газовые, уж больно они были какие-то угловатые и совсем без проводов и лампочек. Большие деревья смахивали на клены, маленькие — на яблоньки.

Около входа тощий мужик в странной горшкообразной шляпе с полями, не напрягаясь, целовал и вяло лапал девку в белесом платье с черным пояском. «Ну и дела! Здесь, поди ж, людишки этим самым тоже балуют». Видно было, что задастая зеленокожая девка вполне довольна таким с собой обращением. Услышав шаги приближавшегося Ивана Гавриловича, парочка прервала свое занятие.

— Ваньюша, мы очень долго ждать тебя, устать обе, — девка задвигала светло-фиолетовыми губами, но приглушенный голос ее шел откуда-то из области пупка, прикрытого платьем и кожаным ремешком, — ты приносить нам суперзироу?

— Ты чего, девка, того, сбрендила? — Иван Гаврилович удивился собственному, словно ватному, голосу, искаженному тутошней душной атмосферой.

— Йе, мен, ти нэ ошэн-то ля-ля, — задвигал своим острым кадыком на куриной шее мужик в шляпе и достал из кармана складное перо, — квикли достафай ис прафый покет зироу.

«Ща я этому фраерку „макарычем“ булки раскрашу».

— Зализняк быстрым движением подхватил с правого бока рукоятку пистолета и направил его в сторону наглой парочки.

— Молодец, Ваньюша! Харашо работать ты, — заулыбалась бледными губами девка, а мужик, задвигав словно зеленым сыром присыпанными бровями, убрал нож.