Василий Логинов - Бублики-нолики

В полусогнутой руке у Ивана Гавриловича вместо табельного «Макарова», надкушенным краем вперед торчал четвертый недоеденный бублик.

— Равиль, что делать-то будем? — Алеша присел на единственное сиденье в отсеке и сцепил замком руки на коленях. — Может, сообщить дежурному?

— Ты что, рехнулся? Это же чэпэ, — водитель продолжал оглядывать углы отсека, — давай лучше все пересчитаем, а то Гаврилыч такой козел, что мог запросто стащить сумку. Хотя я не понимаю, как он сам смылся?

Вдвоем они быстро высыпали сумки из мешков и, сверяясь с описью, пересчитали их.

— Вроде все пучком. Сходится. Куда же он, падла, делся? — Равиль еще раз окинул внимательным взглядом кучу сумок. — Погляди-ка, что это там такое?

Алеша щелкнул выключателем, и загорелись дополнительные плафоны внутреннего освещения. Наклонившись, инкассаторы принялись рассматривать сумку номер сто семьдесят три дробь два, из бокового шва которой торчало небольшое стальное кольцо.

— Теперь, бистро-бистро, мы будем делать новый зиро. — Вихляя бедрами, девка подошла к двери и открыла ее. Тощий мужик в котелке, сделав приглашающий жест, пошел следом за ней. Как под гипнозом, за ними направился обескураженный Зализняк, все еще судорожно сжимающий бублик.

Они вошли в большое помещение с высоким потолком, тускло освещаемое сквозь зарешеченные окна все тем же зеленым бутылочным светом. Здесь было еще жарче, чем на улице, и Зализняк почувствовал текущие по лицу липкие струйки пота. После того как глаза привыкли к сумраку помещения, он разглядел множество изогнутых, пыльных, покрытых неровными изумрудными пятнами окиси медных труб, прикрепленных разнокалиберными костылями по периметру боковых стен в метре от пола. Одними концами своих скругленных тел все трубы уходили в пол, а другими сходились к огромному вентилю, расположенному на противоположной от двери стене. От вентиля в центр зала гигантской пружиной шел змеевик, нависавший воронкообразным жерлом над резной замшелой каменной чашей, стоявшей на сером постаменте со ступеньками.

Тощий мужик сразу направился к вентилю и встал около него на изготовке, а чернопоясная девка взяла Ивана Гавриловича за свободную руку и подвела к чаше.

— Здесь, Ванья, мы иметь большой и хароший машин. Очень умный машин. — Они подошли вплотную к чаше, и Зализняк увидел, что на ее передней поверхности, ровно посередине, выбито рельефное изображение пирамиды с глазом на вершине, а вправо и влево от пирамиды идут ряды медальонов. — Мы очень долго делать этот машин. Мы устать от жизнь здесь, мы очень хотеть попасть в новый стран, твой стран, Ваньюшка, поэтому мы стараться делать этот машин.

Иван Гаврилович успел разглядеть, что слева на медальонах, расположенных по периметру чаши, изображены портреты каких-то древних мужиков. Некоторые из них были с густо обросшими висками и голыми подбородками, а другие с аккуратными бородами. Всех их он уже где-то неоднократно видел. Медальоны справа от пирамидки были пусты за исключением одного, первого. На нем припухшими глазами Зализняку улыбалась хорошо знакомая вислоусая физиономия директора булочной Модеста Эдуардовича Бизина.

— Смотреть сюда, Ванья, — девка потянула Ивана Гавриловича за рукав, — сюда, Ванья, в машин.

Вслед за ней Иван Гаврилович наклонился над чашей. Сквозь мутно-зеленую маслянистую жидкость, заполнявшую две трети объема массивного сосуда, он сумел разглядеть колеблющееся и дробящееся изображение огромной стодолларовой банкноты. «Блин, так вот же оно, это зданьице-то. Вот и четыре фонаря. И девка с парнем те самые», — Иван Гаврилович в подробностях узнал пейзаж, который недавно лицезрел вниз головой между парой своих галош, стоя в неудобной позе вне здания.

— Ха-ха-ха, теперь ты наш, Ваньюша, ты теперь понимать, — цепкая рука девки больно впилась Зализняку в затылок, — теперь ты должен делать, как мы сказать. Вставляй свой суперзироу в бок картин наш мир. Будешь знать, как заточком банкнот таскать. А ю рэди, Слайдер?

Иван Гаврилович услышал, как утвердительно хмыкнул тощий и пронзительно заскрипел медленно поворачиваемый вентиль. Из гигантской воронки над чашей упала тяжелая капля, ватный поцелуй влаги Зализняк ощутил короткостриженной макушкой. Его рука с бубликом поднялась и опустилась, соприкоснувшись с зеркалом жидкости в чаше, — распаренную руку обожгло холодом. Он дернулся, но девка не отпускала. Потом Зализняк увидел свою руку с надкушенным бубликом уже в глубине, над правым верхним углом банкноты, где размещались единица и два нуля. Железная хватка на затылке немного ослабла, вторая тяжелая капля шлепнулась на его перегретую голову, и он подвел бублик вплотную к цифрам. Бублик раздвоился и своим дублем разместился рядом с последним нулем. Пейзаж на картине начал меняться: исчезли трубы на зданиях, серпообразные фонари выпрямились, деревья уменьшились, а на боковых пристройках появился третий ряд окон.

— Молодец, Ванья! Ты хароший мужчин, давать повторять, — острые пластинки девкиных ногтей опять вонзились в загривок.

Пронзительно заскрипел ржавый вентиль, еще одна капля ткнулась в макушку, и Иван Гаврилович Зализняк снова начал прилаживать бублик к последнему нулю…

— Это похоже на ручку от шомпола, — Алеша схватил кольцо, — почему здесь шомпол торчит? Слышь, давай дернем, а?

— Э-э, ты, Леха, осторожней, а то ненароком порвешь бандероль. Потом объяснительных не оберешься. — Равиль дотронулся до рукава куртки напарника. — И вообще, раз наш Зализняк улизнул, а сумки на месте, все-таки надо бы сообщить дежурному.

Но Алеша уже потянул за кольцо, и на свет появился зелено-серый листик бумаги, туго накрученный на тонкий штырь. Равиль взял штырь у Алеши, развернул бумажку на ладони и, придерживая пальцами края, стал ее рассматривать. Она была размером с долларовую банкноту, только вместо Франклина на портрете был изображен директор булочной Бизин.

— Ну, ни фига себе! Откуда здесь этот мордастый пекарь взялся? — Равиль перевернул банкноту другой стороной.

Общий план, стилистика и композиция рисунка на купюре не отличались от стандартного клише стодолларового билета, но в каждом из углов почему-то стояла единица с четырьмя нулями. И здание, изображенное на банкноте, было другое, но хорошо знакомое Равилю и Алеше. Однако не его вид вызывал удивленное аханье напарников, а фигурка на переднем плане картинки. Перед зданием, между двумя березками (их-то не спутаешь ни с чем), стоял человек в черных-пречерных галошах.

Конечно, Ивана Гавриловича не радовало такое с ним обращение наглой серо-зеленой парочки. Конечно, в других обстоятельствах, он бы уже давно показал и паукообразному дистрофику, и особенно его костлявой подруге-вобле, что не зря посещал курсы самообороны. Но необъяснимый конфуз с пистолетом озадачил его, да и вообще вся здешняя обстановка действовала угнетающе. А кроме того, при входе в помещение он снова почувствовал приливы противного густеющего зеленого портвейна. Вязкая жидкость заполнила руки и ноги Зализняка, словно те были пустыми сосудами, а не ценными частями его тела, и застыла, превратившись в желе. Он выполнил все дурацкие девкины команды, только под конец странных манипуляций с бубликом и деньгами закрыл глаза, подумав: «А хрен с ними! Пусть будет, что будет. Лишь бы выбраться отсюда живым…»